деревушки, которая бы не действовала отдельно. Федерализм уступил место
самому грубому "кантонализму", сопровождавшемуся пожарами и убийствами и
ознаменовавшемуся кровавыми сатурналиями .
Что касается влияния, которое могли бы иметь рассуждения на ум
избирателей, то достаточно прочесть протокол любого избирательного собрания,
чтобы составить себе на этот счет вполне определенное мнение. В таком
собрании раздаются утверждения, ругательства, иногда доходит дело до
тумаков, но никогда не приходится слышать никаких рассуждений; если на время
и восстанавливается тишина, то это бывает лишь тогда, когда кто-нибудь из
присутствующих со сварливым характером заявит, что он желает предложить
кандидату один из тех трудных вопросов, которые всегда приводят в восторг
аудиторию. Однако радость оппонентов длится обыкновенно недолго, так как
скоро противники их заглушают своим ревом того, кто первый подает голос.
Типом всех публичных собраний подобного рода можно считать те, протоколы
которых я выбираю здесь из сотни других подобных же протоколов, печатающихся
чуть ли не ежедневно в разных газетах:
"Организатор попросил присутствующих выбрать президента, и этого было
достаточно, чтобы разразилась гроза. Анархисты бросились вперед, чтобы взять
бюро приступом; социалисты же с жаром старались отразить их, толкались,
ругали друг друга продажными шпионами и т.д., и в конце концов один из
граждан удалился с подбитым глазом.
Наконец кое-как удалось составить бюро среди всеобщего шума, и на
трибуне остается компаньон X. Он начинает развивать настоящий обвинительный
акт против социалистов, которые прерывают его криками: "Кретин! бандит!
каналья!" и т.д., -- эпитеты, на которые компаньон X. отвечает изложением
теории, изображающей социалистов "идиотами" или "шутами".
...Партия Аллемана организовала вчера вечером в зале торговли на улице
Фобург дю Тамил большое подготовительное собрание к празднику рабочих
первого мая. Лозунгом было: "тишина и спокойствие".
"Компаньон Г. обозвал социалистов кретинами и обманщиками; тотчас же
ораторы и слушатели стали осыпать друг друга бранью, и дело дошло до
рукопашной схватки, на сцену появились стулья, скамьи, столы и т.д."
Не следует, однако, думать, что такой способ обсуждения был свойствен
только какому-нибудь известному классу избирателей и находился бы в
зависимости от их социального положения. Во всяком анонимном собрании, какое
бы оно ни было, хотя бы оно исключительно состояло из ученых, прения всегда
облекаются в одну и ту же форму. Я говорил уже, что люди в толпе стремятся к
сглаживанию умственных различий, и доказательства этого мы встречаем на
каждом шагу. Вот, например, извлечение из протокола одного собрания,
состоявшего исключительно из студентов, заимствованного мною из газеты
"Temps" от 13 февраля 1895 года:
"Шум все увеличивался по мере того, как время шло и я нс думаю, что
нашелся бы хоть один оратор, который мог бы сказать две фразы и при этом его
не прерывали. Каждую минуту раздавались крики то из одного места, то из
другого, а то изо всех мест сразу; аплодировали, свистели, между различными
слушателями возникали яростные споры, размахивали угрожающим образом
тростями, мерно стучали в пол, кричали: "Вон! На трибуну!". М.С. начал
расточать по адресу ассоциации самые нелестные эпитеты, называя ее подлой,
чудовищной, продажной и мстительной и т.д., заявляя, что стремится к ее
уничтожению..."
Спрашивается, как же при подобных условиях избиратель составляет себе
свое мнение? Но такой вопрос может явиться у нас лишь тогда, когда мы
пребываем в странном заблуждении насчет свободы такого собрания. Толпа ведь
имеет только внушенные мнения и никогда не составляет их путем рассуждений.
В занимающих нас случаях мнения и воты избирателей находятся в руках
|