 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
избирательных комитетов, где вожаками чаще всего бывают виноторговцы,
имеющие влияние на рабочих, так как они оказывают им кредит. "Знаете ли вы,
что такое избирательный комитет? -- спрашивает один из самых мужественных
защитников современной демократии, г.Сегерер. -- Это просто ключ ко всем
нашим учреждениям, главная часть нашей политической машины. Франция в
настоящее время управляется комитетами. "
Комитеты, каково бы ни было их название: клубы, синдикаты и проч.,
составляют, быть может, самый главный элемент опасности надвигающегося
могущества толпы. Они представляют собой самую безличную и, следовательно,
самую угнетающую форму тирании. Вожаки, руководящие комитетами, имея право
говорить и действовать от имени какого-нибудь собрания, избавляются от
всякой ответственности и могут все себе позволить. Ни один из самых свирепых
тиранов не мог бы никогда и помышлять о таких предписаниях, какие
издавались, например, революционными комитетами. Они истребляли Конвент и
урезали его, и Робеспьер оставался абсолютным властелином до тех пор, пока
мог говорить от их имени. Но в тот день, когда он отделился от них, он
погиб. Царство толпы -- это царство комитетов, т.е. вожаков, и нельзя даже
вообразить себе худшего деспотизма.
Действовать на комитеты не трудно; надо только чтобы кандидат мог быть
принят и обладал достаточными ресурсами. По признанию самих же
жертвователей, довольно было трех миллионов, чтобы устроить множественные
выборы генералу Буланже.
Такова психология избирательной толпы; она не отличается ничем от
психологии толпы других категорий и нисколько не лучше и не хуже ее. Но из
всего вышесказанного я все же не вывожу заключения против всеобщей подачи
голосов. Если бы от меня зависела судьба этого учреждения, то я бы оставил
его в том виде, в каком оно существует теперь, руководствуясь практическими
соображениями, вытекающими непосредственно из изучения психологии толпы. Без
сомнения, неудобства всеобщей подачи голосов достаточно бросаются в глаза, и
отрицать это невозможно. Нельзя отрицать также, что цивилизация была делом
лишь небольшого меньшинства, одаренного высшими умственными способностями и
занимающего верхушку пирамиды, постепенно расширяющейся книзу по мере того,
как понижается умственный уровень различных слоев наций. Конечно, величие
цивилизаций не может зависеть от голосов низших элементов, берущих только
численностью; без сомнения, подача голосов толпы часто бывает очень опасна,
и мы уже не раз расплачивались за это нашествиями. Весьма вероятно, что мы
еще дороже поплатимся в будущем ввиду приближающегося могущества толпы. Но
все эти возражения, совершенно верные в теоретическом отношении, в
практическом теряют всю свою силу в наших глазах, когда мы вспомним о
непоколебимом могуществе идей, превращенных в догматы. Догмат верховной
власти толпы не подлежит защите с философской точки зрения, совершенно так
же, как и средневековые религиозные догматы, но тем не менее, он обладает
абсолютной силой в настоящее время; этот догмат, следовательно, столь же
неприкосновенен, как были некогда неприкосновенны наши религиозные идеи.
Представьте себе современного свободного мыслителя, перенесенного магической
силой в средние века. Вы, может быть, думаете, что, удостоверившись в
верховном могуществе религиозных идей, господствовавших тогда, от стал бы
пробовать с ними бороться? Или, попав в руки судьи, желающего сжечь его
вследствие обвинения в заключении договора с дьяволом или же посещении
шабаша, он стал бы оспаривать существование дьявола или шабаша? Но ведь
оспаривать верования толпы -- это то же, что спорить с ураганом. Догмат
всеобщей подачи голосов обладает в настоящее время такой же силой, какой
некогда обладали религиозные догматы. Ораторы и писатели отзываются о нем с
таким уважением и таким подобострастием, какие нс выпадали даже на долю
Людовика XIV. Поэтому-то и надо относиться к этому догмату, как ко всем
