 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
нарушение внимания дают очень мало для объяснения ошибочных действий. Это
только фразы, ширмы, за которые мы не должны бояться заглянуть. Лучше
спросим, чем вызвано это волнение, особое отвлечение внимания. Влияние
созвучий, сходств слов и употребительных словесных ассоциаций тоже следует
признать важными. Они тоже облегчают появление оговорки, указывая ей пути,
по которым она может пойти. Но если передо мной лежит какой-то путь,
предрешено ли, что я пойду именно по нему? Необходим еще какой-то мотив,
чтобы я
решился на него, и, кроме того, сила, которая бы меня продвигала по
этому пути. Таким образом, как соотношение звуков и слов, так и соматические
условия только способствуют появлению оговорки и не могут ее объяснить.
Подумайте, однако, о том огромном числе случаев, когда речь не нарушается
из-за схожести звучания употребленного слова с другим, из-за
противоположности их значений или употребительности словесных ассоциаций. Мы
могли бы согласиться с философом Вундтом в том, что оговорка появляется,
когда вследствие физического истощения ассоциативные наклонности начинают
преобладать над другими побуждениями в речи. С этим можно было бы легко
согласиться, если бы это не противоречило фактам возникновения оговорки в
случаях, когда отсутствуют либо физические, либо ассоциативные условия для
ее появления1.
Но особенно интересным кажется мне ваш следующий вопрос -- каким
образом можно убедиться в существовании двух соперничающих намерений? Вы и
не подозреваете, к каким серьезным выводам ведет нас этот вопрос. Не правда
ли, одно из двух намерений, а именно нарушенное (gestцrte), обычно не вызы-
----------------------------------------
1 Не отрицая установленных экспериментальной психологией зависимостей
поведенческих актов от ассоциаций (т. е. связи психических явлений,
возникшей благодаря их смежности в пространстве и времени), от
направленности и сосредоточенности внимания, а также от возможного влияния
психофизиологического состояния субъекта в данный момент, Фрейд считал все
эти факты лишь "поверхностными" симптомами, за которыми скрыто мощное
действие реальных мотивационных факторов. Именно последние служат той силой,
которая придает ассоциациям, вниманию и другим феноменам сознания и
поведения определенную направленность.
вает сомнений: человек, совершивший ошибочное действие, знает о нем и
признает его. Сомнения и размышления вызывает второе, нарушающее (stцrende)
намерение. Мы уже слышали, а вы, конечно, не забыли, что в ряде случаев это
намерение тоже достаточно ясно выражено. Оно обнаруживается в эффекте
оговорки, если только взять на себя смелость считать этот эффект
доказательством. Президент, который допускает оговорку с обратным смыслом,
конечно, хочет открыть заседание, но не менее ясно, что он хочет его и
закрыть. Это настолько очевидно, что тут и толковать нечего. А как
догадаться о нарушающем намерении по искажению в тех случаях, когда
нарушающее намерение только искажает первоначальное, не выражая себя
полностью?
В первом ряде случаев это точно так же просто и делается таким же
образом, как и при определении нарушенного намерения. О нем сообщает сам
допустивший оговорку, он сразу может восстановить то, что намеревался
сказать первоначально: "Das draut, nein, das dauert vielleicht noch einen
Monat" [Это драут, нет, это продлится, вероятно, еще месяц]. Искажающее
намерение он тут же выразил, когда его спросили, что он хотел сказать словом
"драут": "Das ist eine traurige Geschichte [Это печальная история]. Во
втором случае, при оговорке "Vorschwein", он сразу же подтверждает, что
хотел сначала сказать: "Das ist Schweinerei" [Это свинство], но сдержался и
выразился по-другому. Искажающее намерение здесь так же легко установить,
как и искаженное. Я намеренно остановился здесь на таких примерах, которые
приводил и толковал не я или кто-нибудь из моих последователей. Однако в
обоих этих примерах для решения проблемы нужен был один небольшой прием.
Надо было спросить говорившего, почему он сделал именно такую оговорку и что
он может о ней сказать. В противном случае, не желая ее объяснять, он прошел
бы мимо нее. На поставленный же вопрос он дал первое пришедшее ему в голову
объяснение. А теперь вы видите, что этот прием и его результат и есть
психоанализ и образец любого психоаналитического исследования, которым мы
займемся впоследствии.
