 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
текста сегодня не подлежит сомнению (см. Все 1996), вопрос заключается лишь в том, как это
сделать с наименьшими потерями и для смысла текста, и для эстетического воздействия.
В качестве иллюстрации к развиваемым положениям приведем два кратких описания
содержания одного и того же известного произведения.
Первый пример. "Придавленный бедностью, озлобленный своим бессилием помочь
людям, ... (герой романа - В.Б.) решается на преступление, на убийство отвратительной старухи-
процентщицы, извлекающей прибыль из людских страданий".
Такая аннотация позволяет определить название текста со стопроцентной вероятностью,
поскольку есть ключевые слова (преступление, убийство, старуха-процентщица), есть
предикаты (озлобленный} и есть динамика (решается).
Возможен, однако, и иной пересказ содержания того же самого текста: "Молодой
человек..., живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись
некоторым странным, "недоконченным" идеям, ... решился, ... убить одну старуху, дающую
деньги на проценты... Неожиданные вопросы встают перед ним. И он кончает тем, что
принужден сам на себя донести...".
Первый вариант содержания - это передача, условно говоря, на уровне значений. Есть
некий человек, и этот человек убил старуху. При этом причина (второй предикат) видится
автору аннотации в том, что этот человек беден.
Второй вариант пересказа содержания текста может вызывать у читавшего
"Преступление и наказание" некоторые возражения, поскольку представляет собой передачу
содержания на уровне личностных смыслов. По этой версии Раскольников убил старуху потому,
что поддался "недоконченным" идеям. Напрашивается вывод (второй предикат): "странные"
теории опасны, а тот, кто поддается им, должен быть наказан.
Для того, чтобы прояснить ситуацию, следует сказать, что первый вариант взят из
учебника по истории литературы (История 1974, 359), а второй принадлежит Достоевскому (цит.
по: Михайлова 1982, 14). Причем пересказ содержания автором является не чем иным, как
формулировкой замысла, лежащего в основе модели произведения.
Конечно, самых разных представлений смысла текста в сжатом виде и тем самым
различных интерпретаций может быть много. Продолжая аналогию немецкого младограмматика
Г.Пауля, полагавшего, что существует столько языков, сколько индивидов, можно сказать, что у
художественного текста существует столько же интерпретаций, сколько читателей.
Вопрос, однако, заключается в том, насколько адекватной будет та или иная
интерпретация авторскому смыслу текста, иначе говоря, как реконструировать истинный смысл
текста.
2.4. Эмоционально-смысловая доминанта художественного текста.
Социальные психологи отмечают, что люди, как правило, нередко интерпретируют
поведение других в терминах своей системы координат.
"Старинная мысль, что мы пассивно отпечатлеваем на себе реальность, какова она есть,
совершенно не соответствует действительности, - писал в этой связи А.А.Ухтомский. - Наши
доминанты, наше поведение стоят между нашими мыслями и действительностью... Мы можем
воспринимать лишь то и тех, к чему и к кому подготовлены наши доминанты, то есть наше
поведение" (Ухтомский 1973. 253).
Из этого положения следует принципиальный для нашего исследования вывод:
художественный текст представляет собой личностную интерпретацию действительности.
Писатель описывает те фрагменты действительности, с которыми он знаком; развивает такие
соображения, которые ему близки и понятны; использует языковые элементы и метафоры,
которые наполнены для него личностным смыслом. И, забегая вперед, выскажем следующее
положение: картина мира, отображенная в художественном тексте, является структуризацией и
вербализацией картины мира автора как личности, обладающей акцентуированными
