рисуется на отдельном листе. Заранее указывается, что не имеет значения качество рисунков, не будут
проставляться оценки и главное заключается в самом факте рисования. На приеме рисунки
просматриваются совместно с больным. Констатируется выполнение домашнего задания, затем рисунки
в присутствии больного помещаются в папку с надписью «страхи», которая, в свою очередь, убирается в
шкаф. Таким образом, активность больного получает признание и одобрение врача, и отныне его страхи
«находятся» в лечебном учреждении. Так как не дается инструкций, как рисовать страхи, то больной
может не нарисовать себя. Если же он изображает и себя, то, как правило, отмечается более
выраженный десенсибилизирующий эффект рисования страхов. В обоих случаях при недостаточном
эффекте рекомендуется, чтобы на одном рисунке ребенок изобразил себя боящимся, т. е. себя и
пугающий объект, а на другом небоящимся. Дословно инструкция следующая: «Нарисуй на одном
рисунке себя и то, что ты боишься, а на другом, что ты этого уже не боишься». Следовательно, ребенок
должен вначале осознать страх и изобразить его на рисунке. Затем он должен смоделировать ситуацию
на другом рисунке таким образом, чтобы побороть этот страх. В этой, казалось бы, простой
последовательности действий содержится эффективный психотерапевтический код. Конкретизация
страха, проникновение в него, драматизация связанного с ним переживания и условность изображения
обусловливают соответственно эффекты инсайта, катарсиса и десенсибилизации. Последующее
терапевтическое моделирование на рисунке психотравмирующей ситуации является, по существу,
перестройкой отношений под влиянием косвенного (установочного) внушения. Последнее представляет
собой выражение веры в возможности ребенка, подчеркнутое контрастом «ты боишься уже не
боишься». Налицо и эффект обучения, поскольку ребенок следует определенной последовательности
действий в отношении преодоления страха. Связанные между собой психотерапевтические механизмы
положительной установки со стороны больного (желания устранить страх), инсайта, катарсиса,
десенсибилизации, внушения, обучения и обусловленной всем этим перестройки отношений объясняют
интегральный эффект рисуночной терапии. Поэтому не столько условное изображение, к примеру,
темноты или животных помогает ребенку преодолеть страх перед ними (хотя этого и достаточно в ряде
случаев), сколько контрастное изображение себя в темноте и по отношению к животному в пассивной и
активной роли, т. е. в состоянии аффекта страха и без него. Рисование дает ребенку различные
возможности для символического отреагирования страха. Так, на рисунках он бросает Бабу-Ягу в костер,
отрубает дракону голову и т. д.
В отличие от игровой терапии, эффект которой обусловлен принятием роли фрустрирующего
персонажа, в рисуночной терапии ребенок остается самим собой, что облегчает ее применение у
больных со страхом изменения «я». Поэтому рисование предшествует игре, создавая для нее
необходимые психотерапевтические предпосылки.
Вместо рисунков больному может быть предложено сделать маски или вылепить страшных для
него персонажей. Во всех случаях продукты изобразительной деятельности больных остаются в
кабинете врача в виде настенных рисунков, собрания используемых в последующей игре масок, лепных
произведений. Это принятое с согласия больного решение действует в качестве подкрепляющего
суггестивного фактора и означает, что он «отдал» свои страхи врачу, который их «принял» и отныне
«держит» у себя. Устранение страхов имеет исключительно важное значение в психотерапии, так как
приносит больному существенное облегчение, активизирует его волю, повышает авторитет врача и
предотвращает последующее навязчивое развитие страхов, в том числе образование логофобий и
навязчивых тиков. Надежность устранения страхов у детей в немалой степени зависит от успешности
психокоррекционной работы с родителями. Для этого необходимо знать, каким страхам и опасениям
они подвержены сами.
Приведем примеры психотерапевтического использования рисунков. В первом случае мальчик 5
лет панически боялся собак. Страх был снят после двух рисунков, на которых он изображал себя
убегающим от собаки и стоящим с ней рядом (рис. 11).
|