 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
если даже жажде единства и целостности придается значе-
ние подлинного инстинкта и в основу объяснения кладется
именно данный принцип, все равно остается фактом нали-
чие прочной связи между сексуальным инстинктом и
стремлением человеческого существа к целостности. От-
влекаясь от интересов и забот религиозного порядка, мож-
но утверждать, что именно сексуальность представляет для
современного человека наиболее явный и личностный
вызов. Конечно, вполне можно предположить, что подо-
бную роль играет и инстинкт власти, способный домини-
ровать над личностью в еще большей мере, нежели сексу-
альность: темперамент и личная предрасположенность
определяют, какой из этих двух инстинктов окажется
сильнее в каждом отдельном случае.
Ясно, однако, следующее: важнейший из фундаменталь-
ных инстинктов человека, а именно религиозный инс-
тинкт, заставляющий человеческое существо стремиться к
достижению собственной целостности, играет в коллектив-
ном сознании нашей эпохи наименее заметную, наименее
явную роль. С исторической точки зрения данное обстоя-
тельство может быть объяснено тем, что религиозный ин-
стинкт освобождается от контаминации сексуальностью и
инстинктом власти с огромным трудом и с постоянными
«отступлениями». Сексуальность и инстинкт власти всегда
могут апеллировать к повседневной действительности,
подтверждающей их значимость своими самыми обычными
проявлениями, тогда как инстинкт целостности требует со-
знания, находящегося на высоком уровне дифференциро-
ванности, а также таких достоинств, как благоразумие,
рассудительность, способность к рефлексии, чувство ответ-
ственности и др. Поэтому инстинкт целостности мало воз-
действует на человека со слаборазвитым сознанием, без-
вольно поддающегося импульсам земной природы, цели-
ком погруженного в хорошо знакомый ему мир, цепляю-
щегося за обычную повседневность и за конкретные
чувственные ощущения, в которые он верит, приписывая
им всеобщую значимость; кажется, что жизнь такого че-
ловека проходит под девизом: «Думать — это тяжелое и
неприятное усилие; поэтому пусть судит стадо». Вот поче-
му большинству достаточно судить о мире, пробираясь по
нему вслепую.
Ординарный человек испытывает большое облегчение,
когда нечто, кажущееся сложным, необычным, непонят-
ным, способным создавать дополнительные жизненные
трудности и проблемы, удается свести к чему-то баналь-
ному, обычному, понятному; облегчение оказывается
вдвойне приятным, если обнаружившееся решение пред-
ставляется на удивление, до смешного простым. Всегда
есть возможность в качестве наиболее естественного и
ясного объяснения привлечь сексуальность или волю к вла-
сти — категории универсальные, присутствующие всегда
и везде. Редукция, сведение всего многообразия явлений к
этим двум фундаментальным доминирующим инстинктам
доставляет рационалистически и материалистически на-
строенному разуму удовлетворение, которого нельзя недо-
оценивать (впрочем, обычно оно и не скрывается): ведь
при этом сложные, полные интеллектуальных и нравствен-
ных опасностей проблемы решаются с виду просто и окон-
чательно. Кроме того, возникает приятное чувство полез-
ности проведенной работы, благодаря которой личность
получает ясное представление о навязанных ей моральных
и социальных ограничениях и, почувствовав их ненуж-
ность, освобождается от них. Любой, сумевший по-новому,
на рациональной основе, объяснить непонятные явления
жизни, может вслед за рационалистами XVIII в. рассчиты-
вать на лавры благодетеля человечества.
Но при более внимательном взгляде на вещи все выглядит
иначе. Избавляя человека от, казалось бы, трудного и
безвыходного положения, сексуальность ставит его перед
худшей дилеммой: рассудочное вытеснение, подавление
инстинкта или цинизм, опустошающий душу. Аналогично
обстоит дело и с инстинктом власти, который вначале ве-
дет к идеализму социалистического толка, а затем очень
скоро скатывается к коммунизму, превращающему полми-
ра в государственную тюрьму. Так или иначе, в результате
неумолимого давления со стороны сексуальности или инс-
тинкта власти, главная цель личности, стремящейся к
достижению своей целостности (то есть, иначе говоря, к
освобождению), обращается в собственную противополож-
