 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
если понятия утрачивают в этой области представимость и устойчивость, если не
существует эмпирически наблюдаемых вещей и процессов, которые бы понятия,
находясь в этом предельном состоянии, отражали, то, может быть, научному
мышлению не стоит и заниматься этой областью? Для физики, математики и
философии такого вопроса давным давно не существует. Но и для теоретической
психологии он должен быть разрешен отрицательно: как в математике, для того
чтобы описать поведение функции в некотором интервале, необходимо установить
ее пределы, вне зависимости от того, определена ли функция в предельных
точках или нет (напр. 1/х при х=0), так и в психологии мы не сможем понять
конечное и эмпирически наблюдаемое, не умея мыслить предельное. В каком-то
смысле "всякое истинное познание природы, – по словам Ф. Энгельса, – есть
познание вечного, бесконечного..." (3, с, 549),
34. Для Левина понятия "психологический мир", "жизненное пространство" и
"жизненный мир" являются синонимами.
35. Отличие "тут-и-сейчас" от "здесь и теперь", о которой речь пойдет ниже, состоит в
полной замкнутости структуры "тут-и-сейчас" на самое себя. Это, так сказать,
"здешнее" и "теперешнее" в квадрате, лишенное не только положительной связи с
другими точками пространства-времени, но даже всякого противостояния им.
36. Описание жизненного мира ведется в нескольких опосредующих друг друга слоях.
Первый фиксирует бытийные условия жизни – есть блага или нет, есть ли связи
между различными деятельностями или нет. Второй, хронотопический, переводит
эти условия на язык пространственно-временных определений. Он опосредует
переход от чисто бытийного описания к феноменологическому, на котором
выясняется пространственно-временная структуризация сознания,
соответствующего такому бытию. Здесь не ставится вопрос о существовании этого
сознания, а решается вопрос о том, каков был бы его горизонт, если бы оно было
возможно. Этот уровень описывает сознание, но не все, а лишь бытийный его
слой. Феноменологический уровень – дособытийный, он задает лишь условия
движения дифференцированных психологических процессов, которые
описываются на последнем, психологическом, уровне.
37. Отношение к проблеме реальности такого рода образования сравнимо с
отношением к реальности существования эстетики, этики, науки, искусства,
вообще дифференцированных современных форм культуры в античности (см.,
например, (34)).
38. В связи с этим может быть генетически осмыслен как имеющий инфантильное
происхождение такой очень важный феномен человеческой жизни, как леность,
столь мало изученный в психологии и столь часто становящийся (в чистом ли виде
или в виде несамостоятельности, пассивности, инертности, нерешительности и
т.д.) настоящей жизненной проблемой и предметом воспитательных или даже
психотерапевтических воздействий. Инфантильное происхождение лени, в общем-
то достаточно очевидное, можно удостоверить тем, что она парализует действия,
т.е. приводит человека в состояние инфантильной бездеятельности, закономерно
присущей легкому и простому миру, а также тем фактом, что наиболее острые
приступы лени переживаются многими людьми во время утреннего вставания с
постели, т.е. такого действия, когда необходимо выйти из состояния, соматически
и символически приближенного (за счет температурной микросреды, так
называемой "позы эмбриона", сновидений и, может быть, других факторов) к
утробному.
По аналогии с введенным В. А. Петровским в категориальный аппарат
психологической теории деятельности понятием надситуативной активности (111)
можно определить лень как надситуативную пассивность.
39. Стоит ли специально подчеркивать, что это вовсе не рациональное, не
сознательное знание? Это знание тем же "умом", которым осуществляется
"умозаключение" Гельмгольца, если угодно, установочное знание.
