 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
окончательных решений, т.е. по мере приближения "идеи" к "делу", и в появлении чувства
облегчения по мере удаления ее от "дела", отречения от "проклятой мечты". Когда же
преступление было совершено, чувство отвращения к самому себе достигло таких
угрожающих размеров, стало настолько невыносимым, что возникла необходимость
избавиться от него или по крайней мере как-то трансформировать его. Сознание избирает
путь защитного проецирования этого чувства на внешний мир. Причем отвращение к
объектам внешнего мира распределяется явно неравномерно. Это объясняется тем, что
защитный эффект процесса проецирования, как легко понять, тем значительнее, чем
больше он снижает напряжение конфликта, ослабляя тот или другой его полюс; а так как
идея преступления (один полюс конфликта) "затвердела" в необратимый факт реального
убийства и не могла быть уже поколеблена никакой эмоцией, то мишенью защитного
процесса становятся моменты опыта, стоящие на стороне второго полюса конфликта, на
стороне совести. Это выражается прежде всего в том, что для Раскольникова становится
невыносимым общение с близкими ему людьми – матерью, сестрой, Разумихиным,
поскольку все их действия и разговоры обращаются к стоящей в противоречии с идеей
преступления части его души, самим этим актом живого человеческого обращения питая
и усиливая ее, а следовательно, усиливая и внутренний конфликт и его эмоциональное
выражение – отвращение и ненависть к самому себе. Защитное проецирование этих
эмоций, в результате которого Раскольников начинает ощущать "физическую ненависть",
к близким, таким образом, не просто отводит их острие в сторону, но направляет их
против порождающей их же причины.
Однако о достижении какого-либо устойчивого равновесия не может быть и речи,
поскольку возникшее чувство ненависти к близким, ослабляя один конфликт, порождает
новый – оно вступает в противоречие с любовью к ним. Ненависть не дает любить и
выражать любовь, любовь препятствует ненависти и ее выражению. Выход у сознания
один – не чувствовать и не выражать ни того, ни другого, отстраниться от близких. Это
отчуждение осознается героем в квазипространственной форме: "Все-то кругом точно не
здесь делается... – говорит Раскольников матери, сестре и Разумихину, – вот и вас... точно
из-за тысячи верст на вас смотрю".
Такое "решение" очередного частного внутреннего противоречия в масштабе всей
системы сознания оказывается "невыгодным", поскольку отчуждение усиливает старый
изначальный конфликт между исконной потребностью в людях, стремлением к ним и
отгороженностью, отъединенностью от людей. Таким образом упрочивается замыкание
психологического мира Раскольникова, затрудняющее глубокое человеческое, общение,
которое одно и способно разорвать круги индивидуально неразрешимых внутренних
конфликтов. Напряженный моральный диалог, столкнувший совесть и преступление, –
этот стержень внутренней жизни героя оказывается закрытым для всякого слова, взгляда,
вмешательства Другого: доступ к одному его полюсу – совести – был прегражден только
что описанным механизмом отчуждения, второй – преступление – был закрыт для
общения просто в силу своего содержания, предполагающего в социальном контексте
тайность. [66]
Казалось бы чисто внешний факт утаивания на деле отнюдь не безразличен и не безопасен
для личности. "Во всем тайном, темном, мистическом, поскольку оно может оказывать
определяющее влияние на личность, Достоевский усматривал насилие, разрушающее
личность" (23, с.323). Утаивание преступления заряжает и без того сложную картину
внутренних конфликтов Раскольникова еще одной парой противоположных сил. Одна из
них отталкивает его от близкого, глубокого общения (чтобы сохранить тайну), другая
подвигает его к "публикации" тайны (чтобы обеспечить возможность общения). Это
противоречие, как и в предыдущих случаях, разрешается некоторыми компромиссными
