смысл этого сдвига можно подчеркнуть, если вспомнить об особом характере конкуренции
между человеческими сообществами, проявившемся на этапе первобытности. Конкуренция
шла не на уровне индивидов и их телесной организации, а на уровне сообществ и
организаций их жизни. Последние не локализовались в пространстве и не обнаруживались в
явном виде в каких-то телесных формах. Но они оказывались теми особыми, выработанными
людьми, стало быть социальными органами, которые обеспечивали и адаптацию, и
изменения человеческих сообществ. Охота, судя по всему, исчерпала свои адаптивные и
развивающие возможности. Племена, сохранившие охотничий тип организации, попали в
эволюционный тупик. Новые возможности открылись перед теми сообществами, которые
обрели другие способы своего социального воспроизводства и развития.
Зная последующие этапы социальной эволюции и, конечно, в плане только
ретроспективном, мы можем говорить о недостаточности охоты для нужд социального
воспроизводства. Охота способствовала развитию довольно сложных систем человеческой
деятельности, выработке культуры социальных взаимодействий между людьми,
соответствующих «инструментов» предметных, психических. Но она не могла обеспечить
надежности, устойчивости своей собственной организации, ибо зависела и от климатических
изменений, и от перемещения животных. Развитие ее методов и средств парадоксальным
образом порождало сложности для неокрепших социальных структур, ибо вело к
истреблению тех животных, которые служили основной пищей, заставляло племена менять
места обитания, препятствовало развитию обмена и было постоянным источником
межплеменных конфликтов. Постоянная угроза голода ограничивала численность племени, а
необходимость часто менять среду обитания не способствовала сохранению и накоплению
социального опыта. Возможности кооперации человеческих сил оказывались, таким
образом, лимитированными самим способом организации племенной жизни.
Примерно 10 тысяч лет назад стали укрепляться и распространяться формы общественной
организации, связанные с использованием растительной пищи, с возделыванием полезных
растений и приручением животных. Эти формы обеспечили воспроизводимость социального
опыта, его трансляцию из поколения в поколение.
Земледелие потребовало от человека умения включаться в длительные ритмические
последовательности сезонных изменений, прибывающей и убывающей влаги, плодоносящей
и отдыхающей земли. Он вынужден был прогнозировать свою деятельность на месяцы и
годы вперед, соответственно этому строить свои отношения с близкими и соседями. «Будучи
в течение миллионов лет кочевником и странником, он теперь обосновался на постоянном
месте, что само по себе открыло перед ним множество возможностей. В определенном
смысле человек сам себя одомашнил» [1].
1 Кууси П. Этот человеческий мир. М., 1988. С.136.
Оседлый образ жизни и занятия земледелием обеспечивали устойчивый рост численности
человеческих сообществ. Повышающаяся урожайность снижала угрозу голода, обеспечивала
семьи припасами, стимулировала рождаемость. Увеличение состава племени теперь в
принципе означало умножение его продуктивной силы, богатства, укрепление его
внутренней интеграции, его позиций в отношениях с другими племенами.
Земледелие способствовало образованию тесных связей между соседствующими племенами.
Устройство устойчивого быта, забота о его сохранении требовали достаточно прочных
контактов между соседями, постоянства обменов, определения минимальных правил
сотрудничества и взаимопомощи.
Поскольку оседлый образ жизни и земледелие объединяли племена в долинах рек и оазисах,
поскольку земледелие так или иначе было связано с естественными и искусственными
системами орошения, постольку для разных племен и поселений была необходима некая
общая технология деятельности, общая организация работ во времени и пространстве. Эта
|