древнем Египте, Вавилоне, Ассирии, Персии следует искать великих людей, но
в маленьких общинах древней Греции и Иудеи».
Нечего говорить, что последнее положение автора отличается большою
условностью; но, не касаясь его, нельзя не признать, что объяснение автора
особой внушаемости толпы ограничением произвольных движений отличается
большою туманностью. Автор сам указывает на ограниченность произвольных
движений в одиночном заключении, но никто еще не доказал, что при
одиночном заключении внушаемость нарастает в более или менее
значительной степени. Вообще я не думаю, чтобы ограничение произвольных
движений непосредственно обусловливало сужение сознания и тем
способствовало большей внушаемости. По крайней мере к такому заключению
нет достаточных оснований.
Но ограничение волевых движений, по нашему мнению, имеет значение в
другом направлении. Оно позволяет сосредоточить все активное внимание на
известном предмете. В этом отношении активное внимание, как волевой акт,
стоит в обратном отношении к другим волевым или произвольным движениям.
Когда производится ряд волевых движений, об активном внимании не может
быть и речи. С ограничением или прекращением произвольных движений
является возможность сосредотачивать активное внимание на том или другом
предмете, но такое сосредоточение активного внимания, как известно, легко
ведет к его утомлению, а с этим вместе и наступает благоприятная почва для
внушаемости, то есть для введения идей и чувствований при отсутствии
активного внимания в общую сферу сознания.
Когда мы хотим гипнотизировать, мы поступаем таким же точно образом.
Первоначально мы ограничиваем произвольные движения, требуем, чтобы
человек сидел спокойно и не говорил ни слова; затем мы требуем, чтобы он
сосредоточил свое внимание на фиксируемом предмете, на глазах гипнотизера,
на идее о сне и пр. все равно, на чем бы то ни было, лишь бы это
сосредоточение было возможно полным, что легко достигается при
ограничении произвольных движений. Но как всякий волевой акт, так и
сосредоточение внимания не может быть продолжительным. Вскоре наступает
утомление, внимание постепенно ослабевает, а вместе с ним исчезают все
проявления личности.
То же происходит и в толпе. При ограничении произвольных движений все
внимание устремляется на слова оратора, наступает та страшная гробовая
тишина, которая страшит всякого наблюдателя, когда каждое слово звучит в
устах каждого из толпы, производя могучее влияние на его сознание. При этом
внимание постепенно утомляется и наступает период, когда открывается
обширное поле для внушения. Спокойная толпа становится толпой
возбужденной, и здесь достаточно бросить одно недостаточно взвешенное
слово, чтобы оно сделалось искрой, приводящей к огромному пожару.
Этому благоприятствует в особенности то обстоятельство, что в возбужденной
толпе имеются все условия, благоприятствующие общему взаимовнушению,
вследствие чего внушение, проникшее в сознание нескольких лиц, вскоре
благодаря взаимовнушению становится общим достоянием толпы.
Почему толпа движется, не зная препятствий, по одному мановению руки
своего вожака, почему она издает одни и те же клики, почему действует в
одном направлении, как по команде?
Этот вопрос занимал умы многих авторов, вызывая довольно разноречивые
ответы. Достаточно упомянут здесь о работах Sigheli, LeBo n'a, Тагdе'а, Р. Janet
|