 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
во всей его полноте, плач должен исходить из брюшной полости, из живота. Для большинства людей
достигнуть этого непросто, поскольку их дыхание ограничено и стеснено умеренным или даже сильным
диафрагмальным напряжением.
В данной главе я хотел бы рассмотреть и обсудить психологические препятствия плачу, которые
выступают параллельно физическим блокадам. В нашей культуре плач трактуется большинством людей
как признак слабости. Даже в таких ситуациях, где плач представляет собой самую естественную
реакцию, скажем, в случае смерти любимого человека, тех, кто понес тяжкую утрату, нередко увещевают
быть сильными и не показывать другим своей печали. Открытое проявление чувств может столкнуться
с сильным неодобрением окружающих. Поддаться чувствам, капитулировать перед ними - это значит
потерять контроль со стороны эго. Но если отказ от контроля эго считать неприемлемым даже в
подобной ситуации, то когда же он вообще допустим? Плач видится многими как знак не только
слабости, но и незрелости - детскости, или инфантильности. Детей часто журят и высмеивают за плач:
мол, большие мальчики не плачут. Разумеется, верно, что у большинства людей плач ассоциируется с
беспомощностью. В житейских ситуациях, грозящих подлинной опасностью, на самом деле может
оказаться необходимым не поддаваться чувству беспомощности и не плакать, но в процессе терапии
беспомощность никак не угрожает пациенту, за исключением угроз на уровне эго.
У многих мужчин есть ошибочное мнение, что мужественности не свойствен плач. Подобного
убеждения придерживался и мой пациент по имени Джон. Он консультировался у меня по причине
сильной депрессии. Джон рассказывал, что если ему не требовалось идти на работу, он целый день
продолжал валяться в постели, так как не мог мобилизоваться. Был он молодым мужчиной приятной
наружности в возрасте тридцати с небольшим лет, питавшим честолюбивые замыслы стать актером. В
посещавшейся им школе актерского мастерства он услышал о биоэнергетическом анализе и о присущих
этому методу способах работы с телом, которые в конечном итоге преследуют цель помочь людям в
большей мере войти в контакт с самими собой и дать им больше возможностей выражать свои чувства.
В тот момент он проходил курс терапии у психолога, который, по его убеждению, действительно
помогал ему, и он хотел продолжать поддерживать эти отношения, при этом одновременно работая и со
мною. У меня не было возражений, поскольку в любом случае я мог уделить ему каждую неделю не
более одного часа.
Джон выглядел, что называется, «мужественно». У него было атлетическое сложение и
мускулистое тело штангиста, что сам он относил на счет занятий поднятием тяжестей в юности.
Бросающейся в глаза особенностью его внешности был оттенок шика и пижонства, который он
акцентировал тем, что неизменно носил ковбойские сапоги. Сам Джон осознавал, что его внешность
наглядно отражает присутствие в его личности сильного нарциссического элемента, но считал это
достоинством. Как я мог убедиться, наблюдая за ним на биоэнергетическом табурете, его дыхание было
весьма поверхностным, и я призывал его интенсивно и многократно проделывать те упражнения,
которые приписал ему для углубления дыхания, постепенного развития пульсаций в теле и
приобретения навыков более явного и открытого выражения эмоций. Джон выполнял все положенные
упражнения, но без особых чувств, да и без надлежащего рвения. При этом он даже немного
посмеивался надо мной, словно давая понять: «Не думаю, что это поможет». Тем не менее после сеансов
биоэнергетического анализа Джон всегда чувствовал себя лучше, и я надеялся, что в конечном итоге он
придет к пониманию их терапевтической ценности. В это время Джон жил дома со своей матерью, хотя
вообще-то уже несколько лет обретался вполне самостоятельно. У него имелся младший брат, который
был женат и у которого все, казалось, обстояло хорошо. Их отец умер, когда Джон был совсем
мальчиком, и оставил его в положении, где ему пришлось играть роль главы семьи.
Депрессия Джона проистекала из того факта, что, формально находясь в положении старшего
мужчины и как бы главы семьи, он не мог быть им на самом деле. Причиной являлись действия
доминировавшей в доме матери, к которой он был эмоционально привязан. Джон понимал и
признавал, что между ними существовали сексуально окрашенные чувства. Я знал, что его депрессия
рассеется, если мне удастся сделать так, чтобы он разрыдался, но нам никак не удавалось добраться до
этого состояния. Однако он рассказал об одном случившемся в детские годы эпизоде, который бросал
свет на его сопротивление плачу. Джон припомнил, что, когда ему было шесть лет от роду, мать за
какую-то провинность заперла его в ванной комнате и продержала там целый день. Выпустила она его
