 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
быть, и в другом: она делает себя "соблазнительным" сексуальным объектом, если именно
таково "желание" мужчины: соблазн просвечивает и в этой "соблазнительности" — чары
соблазна сквозят в притягательности секса. Но именно сквозят — и проходят насквозь. "У
меня только привлекательность, у вас же очарование" — "У жизни есть своя
привлекательность, у смерти — свое очарование".
Для соблазна желание — не цель, но лишь предположительная ставка. Точнее, ставка
делается на возбуждение и последующее разочарование желания, вся истина которого в этой
мерцающей разочарованности, — и само желание обманывается насчет своей силы, которая
ему дается лишь затем, чтобы снова быть отобранной. Оно даже никогда не узнает, что с ним
творится. Ведь та или тот, кто соблазняет, может действительно любить и желать, однако на
более глубоком уровне — или более поверхностном, если угодно, в поверхностной бездне ви-
димостей, — играется другая игра, о которой никто из двоих и не подозревает и где
протагонисты желания выступают простыми статистами.
Для соблазна желание — миф. Если желание есть воля к власти и обладанию, то соблазн
выставляет против нее равносильную, но симулированную волю к власти: хитросплетением
видимостей возбуждает он эту гипотетическую силу желания и тем же оружием изгоняет. Как
киркегоровский обольститель считает наивную прелесть юной девушки, ее спонтанную
эротическую силу ми-
157
