фичной, не имеющей иной реальности, кроме той, где она разжигается, чтобы затем быть
уничтоженной (возможно, он ее любит и желает, но на ином уровне, в сверхчувственном
пространстве соблазна девушка не более чем мифическая фигура жертвы), так и сила
мужского желания, с точки зрения обольстительницы, есть только миф, из которого она
плетет свое кружево, чтобы вызвать и затем отменить это желание. И хитрости обольстителя,
которыми тот искушает девушку ради ее мифической прелести, в принципе ничем не
отличаются от ухищрений обольстительницы, превращающей тело свое в искусственную
конструкцию ради мифического желания мужчины, в том и другом случае имеется в виду
в конечном счете обратить в ничто эту мифическую силу, будь то прелесть или желание.
Обольщение всегда имеет в виду обратимость и экзорцизм какой-то силы. И обольщение
не только искусственность, это еще и жертвенность. Смерть играет в игре соблазна, в которой
всегда речь идет о том, чтобы пленить и предать закланию желание другого.
Сам же соблазн в отличие от желания бессмертен. Обольстительница, подобно истеричке,
прикидывается бессмертной, вечно юной, знать не знающей никакого завтра, что вообще-то
не может не изумлять, учитывая атмосферу отчаяния и разочарования, которой она окружена,
учитывая жестокость ее игры. Но выживает она здесь как раз потому, что остается вне
психологии, вне смысла, вне желания. Людей больше всего уби-
158
|