 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
гда неудача, помолвка снедалась почти мистической страстью (оставим в покое
импотенцию!), пылавшей тем жарче, чем глубже зарывалась она в зачарованную твердыню
застывшего времени, осаждаемую призраками постельных и брачных разочарований.)
Но и когда в этом зыбком мареве теряется как будто и цель, и само присутствие
Йоханнеса, он все-таки жив еще, живя в невидимом танце обольщения, он только сейчас, и
никогда больше, живет его жизнью с такой интенсивностью, потому что только здесь, в
ничто, в отсутствии, в изнанке зеркала, обретает он уверенность в своем торжестве: Корделия
не может ничего иного, как разорвать помолвку и броситься в его объятия. Весь огонь
страсти здесь, прозрачный, филигранный, никогда больше не найдет он его столь
прекрасным, как в этом предвосхищении, потому что девушка до поры, в этот миг, еще
суженая, судьбой предназначенная, но уже не будет ею, когда пробьет час и чары развеются.
Предназначение — вот главный корень умопомрачительности обольщения, как и любой
другой страсти. Предначертанность — вот что изощряет лезвие рока, по которому скользит
удовольствие, вот что несется стрелой остроумия, наперед сочетая движения души с их
грядущей судьбой и смертью: здесь и торжествует обольститель, здесь и читается его
понимание истинного обольщения как духовной экономии — в невидимом танце помолвки:
197
