ничто по сравнению с экстравагантностью византийцев, привязывавших к конским
состязаниям весь комплекс общественной жизни. Но это еще симптом игры как реестра
разносторонней социальной деятельности и интенсивного обращения имущества и рангов. В
Бразилии мы находим Jogo de Bicho: игры, пари, лотереи затягивают целые категории людей,
ставящих на кон и состояние свое, и положение. Можно, конечно, усмотреть в игре простое
средство отвлечься от проблем слаборазвитого общества, но мы никуда не денемся от того,
что даже в своем жалком современном обличье игра остается отзвуком культур, в которых
игровое и расточительское вообще были генераторами структуры и сущностных
модальностей обмена, такой, стало быть, схемы, которая прямо противоположна нашей
собственной и в особенности марксистской. Слаборазвитые, говорите? Только
привилегированные собственники общественного договора и общественных отношений
могут вот этак, с высоты своего положения тоже, впрочем, не более как симулякра, притом
не подлежащего обмену на валюту судьбы, выказывать презрение к алеаторным обычаям,
которые наделе принадлежат высшему порядку. Потому что они вызов не только случаю, но
и социальному вообще: вызов и признак ностальгии по более рискованному миропорядку и
более рискованной игре стоимости.
|