общее смягчение нравов, снова отдали свои сердца вере. Иезуиты фактически явили первый
современный пример общества массового обольщения, стратегии желания масс. Они немало
преуспели, и вполне возможно, что изгнание суровых чар политической экономии и
производственного капитализма, завершение пуританского цикла капитала, открывает
католическую, иезуитскую эру мягкой, сладкой семиургии, мягкой технологии обольщения.
Речь идет не о соблазне как страсти, но о запросе на соблазн. О призыве желания и его
исполнения на место и взамен всех отсутствующих отношений (власти, знания, любви,
перенесения). Какая уж тут диалектика господина и раба, когда господин соблазняется рабом,
а раб господином. Соблазн теперь не более как истечение различий, либидинальный
листопад дискурсов. Расплывчатое пересечение спроса и предложения, соблазн теперь всего
лишь меновая стоимость, он способствует торговому обороту и служит смазкой для соци-
альных отношений.
Что осталось от колдовского лабиринта, где теряются навеки, что осталось хотя бы от
обманного соблазна? "Есть и другой вид насилия, который ни по имени, ни по внешнему виду
таковым не является, но оттого не менее опасен: я имею в виду обольщение" (Роллен).
Традиционно обольститель считался обманщиком и самозванцем, который прибегает к
разного рода низким уловкам ради достижения собственных целей, который
303
|