 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Однако непристойность и порнография — не одно и то же. Традиционная непристойность
еще наполнена сексуальным содержанием (трансгрессия, провокация, перверсия). Она играет
на вытеснении с неистовством подлинной фантазии. Такую непристойность хоронит под
собой сексуальное освобождение: так случилось с маркузевской "репрессивной
десублимацией" (даже если нравы в целом этим не затронуты, мифический триумф
"развытеснения" столь же тотален, как прежнее торжество вытеснения). Новая
непристойность, как и новая философия, взрастает на месте смерти старой, и смысл у нее
иной. Раньше ставка делалась на пол неистовый, агрессивный, на реальный подтекст пола —
теперь в игру вступает пол, нейтрализованный терпимостью. Конечно, он "передается"
открыто и броско — но это передача чего-то такого, что прежде было скрадено. Порно-
графия — искусственный синтез скраденного пола, его праздник — но не празднество. Нечто
в стиле "нео" или "ретро", без разницы, нечто вроде натюр-мортной зелени мертвой природы,
которая подменяет естественную зелень хлорофилла и потому столь же непристойна, как и
порнография.
Современная ирреальность не принадлежит больше к строю воображаемого — она
относится к строю гипер-референции, гиперправдивости, гиперточности: это выведение всего
в абсолютную очевидность реального. Как на картинах гиперреалистов, где различимы мель-
чайшие поры на лицах персонажей, — жутковатая мик-
70
