 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
ратимость всегда уже тут как тут). Лишь это соблазняет до глубины. Власть соблазнительна,
только когда становится своеобразным вызовом для себя самой, иначе она простое
упражнение и удовлетворяет лишь гегемонист-ской логике разума.
Соблазн сильнее власти, потому что это обратимый и смертельный процесс, а власть
старается быть необратимой, как ценность, как она кумулятивной и бессмертной. Она
разделяет все иллюзии реальности и производства, претендует на принадлежность к строю
реального и таким образом ввергается в воображаемое и суеверия о себе самой (посредством
разного рода теорий, которые ее анализируют, хотя бы и с тем, чтобы оспорить). Соблазн
точно не относится к строю реального. Он никогда не принадлежал к строю силы или
силовых отношений. Но как раз поэтому он обволакивает весь реальный процесс власти, как и
весь реальный строй производства, этой непрестанной обратимостью и дезакку-муляцией —
без которых не было бы ни власти, ни производства.
Пустота, прикрываемая властью, пустота в самом сердце власти, в самом сердце
производства — именно она сообщает им сегодня последний отблеск реальности. Без того,
что ввергает их в обратимость, сводит на нет, совращает, они вообще никогда не обрели бы
силу реальности.
Впрочем, реальное никогда никого не интересовало. Это место разочарованности, место
симулякра аккуму-
97
