 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
в неподвижности. Работа с ее телом выполняла эту задачу постепенно. Вот что она заметила по этому
поводу: «Я все больше и больше ощущаю, как рассасывается жесткость моей мышечной системы. Я
чувствую, что осознание этого, а также мой упадок сил идут мне на пользу. Но я еще боюсь, что у меня
может наступить тяжелая депрессия. Сейчас я менее вынослива, чем раньше. Единственный вывод,
который я сделала из сложившейся ситуации, — это никогда не покидать свой дом (тело)». На
психологическом уровне ее проблема заключалась в том, чтобы принять свой страх, свою грусть и свое
одиночество. На физическом уровне — принять жесткость своего тела и его истощение. Если она не
могла принять эти реалии своего существования, ее охватывала еще более сильная депрессия.
Истощение связало Джоан с ее телом и обеспечило таким образом средство для ее выздоровления.
Только поддавшись истощению, можно преодолеть его.
Еще один сон дал ей возможность соприкоснуться со своим одиночеством. «Я сижу в комнате,
смотрю на равнинный однообразный пейзаж, единственная достопримечательность которого — нечто
вроде башни, расположенной поблизости. Неожиданно входит мой отец и его вторая жена. Я
вынуждена объяснять им, что я делаю здесь одна. И вдруг, в сильном порыве, я признаюсь, что мне
ужасно одиноко.
Чтобы развеять мою грусть, отец и его жена, Флоренс, покупают билеты в театр. Я осознаю, что
он не может приблизиться ко мне или взять на себя долю ответственности за мою тоску или за меня. В
театре мы спускаемся по боковому проходу, и я, нисколько не удивляясь, вижу других членов семьи
Флоренс, которые тоже сидят там. Это заставляет меня изображать любезность и вежливость, роль,
принимать которую у меня нет ни сил, ни желания.
Я ухожу по тому же самому ландшафту, Флоренс идет рядом со мной, держа в руках билеты. Я
говорю ей: «Наверно, мое одиночество носит патологический характер».
Под словом «патологический» Джоан имела в виду то, что она сама себе его навязала. Почему?
Очевидно, потому, что не могла сблизиться с отцом. Он был той башней, которая, дразня ее своей
близостью, тем не менее оставалась недоступной. Это был очень важный инсайт, потому что он помог
Джоан понять и признать один из психологических механизмов ее депрессивной тенденции. Если бы
она оставила попытки получить отцовскую любовь и признала бы факт, что это был сон, который
никогда нельзя осуществить в реальности, она бы сама свободно избавилась от своего одиночества.
После анализа этого сна в поведении Джоан произошла значительная перемена. Она стала более
общительной, дружелюбной; она замечательно провела несколько дней, несмотря на то что временами
ее охватывали тяжелые приступы депрессивного настроения.
Постепенно проявлялись и другие механизмы, лежащие в основе ее депрессивной тенденции.
Следующий инцидент вскрыл важный физический механизм болезни Джоан.
«Может быть, вы помните, что несколько недель назад я стала вдруг терять сознание за ужином
во время вечеринки. Я объяснила себе этот и другие подобные случаи тем, что просто не могу пить
алкоголь — даже в небольших количествах. Иначе как алкогольной интоксикацией, я никак по-другому
не могла объяснить свое поведение.
То же самое со мной началось вчера вечером на коктейльной вечеринке, которую я нашла
замечательной во всех отношениях. В течение часа я расслаблялась. Но в следующие два часа, я поняла
это только сейчас, мое тело вдруг стало коченеть. Хорошо знакомое ощущение удушающей тошноты
охватило меня. Я едва могла говорить. С трудом, пошатываясь, я смогла выбраться на воздух, где мне
немного полегчало. Затем я поймала такси и уехала. Дома почувствовала себя совершенно пьяной, хотя
за три с половиной часа на вечеринке выпила лишь бокал вермута, и то не до конца, а позже немного
виски с содовой. Сбросив на пол одежду, я рухнула в кровать и отключилась. В два тридцать утра
проснулась в сильнейшей депрессии и застонала оттого, что придется пережить это все снова. Я выпила
стакан молока, приняла горячую ванну и стала размышлять, как это могло со мной случиться. Я стала
перебирать в памяти события вечера, и вдруг я вспомнила, что задерживала свое дыхание. Меня
осенило, что мое опьянение было результатом кислородного голодания, а недомогания с приступами
удушья — следствием абсолютно минимального поступления энергии.
Этим утром, в свете всего, чему вы учили меня, я лучше осознала механизм, с помощью которого
пыталась убить себя. Естественно, у меня возник вопрос — зачем я делаю это? Откуда взялся этот
необычный бессознательный страх? Я вспомнила, что в возрасте пяти или шести лет у меня уже было
