 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
100 баллов».
Можно было бы подумать, что, осознавая эти травмы, Марта будет реагировать на них
эмоционально и выйдет из своего депрессивного состояния. Но мы не должны забывать, что она была в
депрессии, как раз потому что ее способность реагировать на эмоциональном уровне была блокирована.
В течение первых сеансов терапии наши усилия были направлены на мобилизацию ее чувств при
помощи дыхательных упражнений; она добивалась появления вибраций в ногах при помощи пинков и
криков. Хотя Марта старалась изо всех сил, прогресс шел очень медленно. На одном из сеансов я
использовал небольшую шоковую терапию, чтобы расшевелить ее. Для этого я стал кулаками легонько
барабанить по верхней части ее спины. Ее дыхание стало судорожным, но никакой реакции не
последовало. Я повторил удары — и Марта разрыдалась.
Порыдав какое-то время, Марта легла на кровать. Она ударяла ногами по кровати, вскрикивая
«Почему?». Теперь она почувствовала, как у нее внутри возникают эти вопросы: «Почему ты мне сделал
больно?» и «Почему я должна терпеть эту боль?» Впервые за все время голос Марты поднялся до крика.
Однако когда я попросил ее ударить по кровати теннисной ракеткой, она оказалась не способна вызвать
чувство гнева за причиненную боль. Затем я надавил на мышцы по бокам шеи. Марта снова начала
кричать, и ее крик продолжался даже после того, как давление было снято. Она сказала, что смогла
ощутить ужас всем своим телом, но ее голова была отсоединена от этих ощущений. Этот ужас был
настолько подавляющим, что она не могла позволить себе ощутить его субъективно. Однако к концу
сеанса она почувствовала себя свободнее и в какой-то степени заземленной. Все ее тело находилось в
состоянии вибрации.
В течение следующих нескольких сеансов Марта осознала, что она находилась в сильном
конфликте между своей естественной человеческой сущностью, которую она рассматривала как
потворство своим слабостям, и тем образом, в котором ее хотели видеть другие, а именно — постоянно
находящейся на высоте, уверенной в себе, энергичной женщиной. Она смогла установить связь между
чувствами вины за свои человеческие слабости и ее отцом, который, будучи слабовольным человеком,
при малейшем недомогании ложился в постель и впадал в депрессию. «Мама, — рассказывала Марта,
— считает, что никогда нельзя ни перед чем отступать. Она могла умирать, но все равно продолжала
ходить на работу». Я указал Марте, что верхняя половина тела представляла ценности ее матери:
контроль, достижения и гордость; в то время как нижняя половина, с ее сексуальным содержанием,
была связана с отцом. Точно так, как ее мать исподволь доминировала над отцом, так же и эго Марты,
ассоциируемое с верхней частью ее тела, отрицало и контролировало ее сексуальность.
Степень остроты этого конфликта можно оценить по следующим высказываниям: «У меня такое
чувство, будто я хочу бросить все и отдохнуть, но боюсь, что потом уже ничем не смогу заняться снова,
стану инертной и безвольной, как растение. Мне обязательно нужен какой-то предлог, например
болезнь, чтобы отдохнуть в постели, иначе я чувствую себя виноватой. Я боюсь, что, если позволю себе
отойти от бурной деятельности, стану кататоником. Я должна сопротивляться этой тенденции».
«Отступить, отказаться от активной деятельности» — все это относилось к ценностям ее матери. Марта
не видела альтернативы ни для агрессивной напористости эго ее матери, ни для сексуальной
пассивности ее отца.
После этих занятий Марта снова впала в депрессию. Она сказала: «Я чувствую себя полностью
разбитой. Все кажется таким неподъемным грузом, но у меня нет оправданий, чтобы не выполнять свою
ежедневную работу. Я чувствую, что жизнь застыла во мне, пропало всякое желание о чем-то думать. Я,
конечно, могу заставить себя, но это угнетает». Марта устала физически. Ее телу нужен был отдых,
чтобы восстановить энергию. Большинство пациентов, однако, не желают принимать эту назревшую
потребность тела. Они ожидают, что терапия волшебным образом откроет в них неиссякаемый
источник энергии. Они не понимают, что годами расточали свои запасы и что депрессия явилась
результатом их истощения. Марта должна была бы уступить своему телу, если хотела поправиться.
На следующих сеансах ей удалось с помощью глубокого дыхания вызвать некоторые вибрации в
ногах. Затем, когда я снова слегка надавил на шейные мышцы, она заплакала и закричала «Мама». Крик
окончился чувством фрустрации и безнадежности. «Это нисколько не поможет, — сказала она, — мама
все равно не придет. Можешь хоть зайтись от крика, все без толку. Можно сделать только хуже: она еще
дольше не будет подходить к тебе. Она ведь не потерпит избалованного отродья, хотя я и была
