 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
когда в ее соблюдении люди заходят слишком далеко, оканчивается шизоидным состоянием.
Я выдвинул свой главный аргумент против домашней дисциплины, имея в виду
взаимоотношения, которые она устанавливает между родителями и детьми. Дисциплина без наказания
была бы бессмысленной, поэтому наказание является тем насущным вопросом, на который мы должны
ответить. Когда родитель берет на себя право наказывать, он ставит себя на место правосудия. Он
должен судить поведение своего сына, чтобы решить, заслуживает ли оно наказания — и если да, то
насколько. Сам по себе акт суждения разрушает отношения, основанные на любви. Любовь требует
понимания, в то время как суждение требует всеведения. Судья находится не на одном уровне с
подсудимым. Он занимает более высокое положение. «Подсудимый» не может не чувствовать
возмущение, если ему отказано быть равным по статусу в семье.
Является ли ребенок равным по своему положению с его родителями? С точки зрения мудрости,
ответственности ясно, что нет. Но в том смысле, что его чувства так же важны, как и чувства взрослых,
он находится в равных отношениях с ними. Отношения, построенные на любви, характеризуются тем,
что чувства любимого человека так же важны для нас, как и для него самого. Если чувства равноправия
отсутствуют, то они принимают форму отношений хозяина и слуги. Такие взаимоотношения могут
содержать сильные чувства любви, но они не будут основаны на любви.
Еще один вид взаимоотношений, которые дегенерировали в отношения типа «выше-ниже», —
это отношения между учителем и учеником. По определению, образование означает направлять,
сопровождать кого-то. Учитель должен вести за собой учеников по тропинкам знания, а не толкать или
заставлять их угрозами и наказаниями. Так как у нас нет подлинной веры в нашу образовательную
систему, то нам приходится полагаться на систему вознаграждений и наказаний, чтобы создавать
мотивацию для студентов. Это ставит учителя в положение, в котором он должен оценивать ответы
учеников. Из-за такого подхода отношения, которые должны быть основаны на принципах дружбы и
доверия, превращаются в отношения, основанные на принципах власти и зачастую враждебности.
Поэтому не требуется особой смекалки, чтобы понять, почему почти все школьники ненавидят школу.
Мы начинаем понимать, что школы не должны быть устроены по принципу модифицированных
пенитенциарных учреждений. Следуя примеру Англии, мы стали изучать возможность открытых
классов, где дети получают свободу перемещения между столами или от одной деятельности к другой в
соответствии с их интересами. А поскольку отсутствует жесткая программа обучения, то отпадает и
необходимость в дисциплине. А так как дети, обладая свободой выбирать, стремятся узнать то, что они
хотят знать, целая система вознаграждений и наказаний становится ненужной. Исследования четко
показали, что открытые классы являются более эффективным способом обучения, чем жестко
контролируемая обстановка в классе. Но не менее важен и тот факт, что эта новая методика снова
устанавливает естественные отношения между учителем и учеником, где они становятся равными
друзьями в их совместном путешествии по дороге познания.
Если акт осуждения отчуждает человека, которого судят, то такой же эффект он оказывает и на
самого судью. Будучи вынужден принимать решения, он должен отбросить все свои эмоции, все
эмпатийное понимание, которые отождествляли бы его с подсудимым человеком. Он должен целиком
полагаться в своих решениях на сформулированные законы. Теоретически ему также не следует
позволять своим личным чувствам влиять на принятие решений. Нам бы хотелось считать, что судья,
верша правосудие, может занять объективную позицию; однако объективности с трудом можно ожидать
от родителей. Объективные родители, которые безличны и беспристрастны к своим детям, не
настоящие родители. Их ребенок, как заметила Марта, чувствует себя брошенным. С другой стороны,
если личные чувства влияют на вынесение приговора, то вся процедура становится фарсом и обманом.
Большим заблуждением в той игре, которую родители затеяли со своими детьми, является
отговорка, будто они могут быть любящими и объективными или заботливыми и безразличными
одновременно. Такая отговорка позволяет им отрицать свои собственные чувства, когда им бывает
неудобно признавать их своими. Так, например, они могут обвинить ребенка в непослушании, хотя на
самом деле его поведение является реакцией на их враждебность; или они могут из-за своего
раздражения упорно не реагировать на плач ребенка, оправдывая свое поведение дисциплиной и
твердостью. Они будут лишать ребенка удовольствия из-за зависти (когда они сами были детьми, их
тоже лишали удовольствий), гордясь, что они таким образом не испортят ребенка.
