 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
молодых самцов, включая собственных детей. Аткинсон помог мне
предположением, что патриархальная система была сокрушена восстанием
сыновей, которые объединились против отца, свергли его и на совместном
победном пиршестве съели его тело. Наконец, следуя тотемной теории
Робертсона Смита, я предположил, что структуру первичной орды, в которой
властвовал один вожак-Отец, сменила структура тотемистского клана братьев.
Чтобы ужиться друг с другом, братья-победители должны были отказаться от тех
женщин орды, ради которых, фактически, убили отца, и согласиться ввести
экзогамию, то есть "брак на стороне". После свержения власти Отца семьи
управлялись матриархально. Но Отец и его воля не исчезли окончательно: Отца
заменило некое животное, провозглашенное тотемом-покровителем клана; оно
символизировало собой Предка (или предков вообще), служило духом-хранителем
клана и его запрещено было касаться или убивать. Однако раз в году весь клан
собирался на совместное пиршество, во время которого "сакральное" тотемное
животное разрывали на куски и пожирали. От участия в таком пиршестве никто
не мог отказаться, ибо оно было ни чем иным, как символическим повторением
того самого отцеубийства, с которого начались все новые социальные законы,
моральные заповеди и тотемистская религия.
9. Историческое развитие
Я не могу воспроизводить здесь все содержание "Тотема и табу", но
считаю необходимым несколько задержаться на том долгом периоде, который
отделяет события, которые, по моему убеждению, произошли в первобытные
времена, от момента торжества монотеизма - уже в исторически известное
время. После победы братского клана и установления матриархата, экзогамии и
тотемизма начался процесс, который точнее всего описать как медленное
"возвращение подавленного материала" в коллективную память. Термин
"подавленное" я употребляю здесь не в его строгом техническом смысле. Я
понимаю под ним в данном случае просто нечто, происшедшее в прошлом
человечества, но стершееся и преодоленное в жизни последующих поколений, и
именно этим подобное "подавленному материалу" в психической жизни отдельного
индивидуума. Мы не знаем, в какой психологической форме это прошлое
сохраняется в коллективной памяти, пока его покрывает мрак. Не так-то легко
перевести понятия индивидуальной психологии на язык психологии масс, и я не
думаю, что такой перевод легче будет сделать, если мы введем концепцию
"коллективного бессознательного" - ведь, фактически, содержание всего, что
бессознательно, и так в той или иной мере коллективно, то есть, принадлежит
человечеству в целом. Поэтому нам лучше рассчитывать на помощь аналогий.
Процессы в жизни народов, которые мы анализируем здесь, действительно сходны
с теми, которые известны из индивидуальной психопатологии, но все же не
вполне идентичны. Точнее было бы думать, что ментальный остаток тех
первобытных времен превратился в некое коллективное психическое наследие,
которое легко могло пробудиться в любом следующем поколении, даже и без
повторения соответствующих событий. Такой ментальный остаток сходен, к
примеру, с речевой способностью, которая присутствует у каждого ребенка без
всякого специального обучения и наверняка является врожденной и одинаковой у
всех народов, несмотря на различие их языков.
Возвращение подавленного происходит постепенно и все же наверняка не
спонтанно, а под влиянием определенных стимулов. С течением времени
патриархат восстанавливается: отец снова становится главой рода, но теперь
он уже не так всемогущ, как вожак первобытной орды. Пройдя ряд
последовательных и очевидных промежуточных этапов, тотем постепенно
вытесняется подлинным божеством. Это божество, имеющее уже антропоморфный
облик, поначалу все же сохраняет еще голову тотемного животного; позднее оно
может время от времени превращаться в это животное (как в греческих мифах
Зевс время от времени принимает облик быка). Еще позже бывшее тотемное
животное становится попросту постоянным спутником данного божества и в этом
качестве объявляется "сакральным", священным: порой миф приписывает божеству
победу в бою с этим животным, - именно так в мифах на этой ранней стадии
обожествления появляется фигура героя. Идея божества, как Высшего Существа,
по-видимому, возникает очень рано, но поначалу она еще весьма туманна и
лишена всякой связи с насущными потребностями человечества. По мере того,
