 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
собственно говоря, нельзя передать или сообщить, и меньше всего это может сделать терапевт, то есть
меньше всего терапевт может придать смысл жизни пациента или проложить пациенту дорогу к этому
смыслу. Но смысл можно найти. Правда, осуществить это предприятие уда¸тся только при помощи
собственной совести. В этом ракурсе мы называем совесть «органом смысла». [В. Франкл «Логотерапия
и религия» в кн. «Психотерапия и религиозный опыт», 1965.] Смысл нельзя прописать, как
прописывают лекарства, и нельзя передать во владение, как наследство; но что мы вс¸-таки могли бы
сделать, так это описать происходящее там, внутри человека, когда он отправляется на поиски смысла.
Оказывается, поиски смысла сводятся к восприятию гештальта как раз в том смысле, как его понимают
Макс Вертгеймер (М. Wertheimer) и Курт Левин, которые говорят о «требовательном характере»,
присущем определ¸нным ситуациям. Однако если речь ид¸т о смысловом гештальте, то это отнюдь не
«фигура», которая бросается нам в глаза на некотором «фоне»: при поисках смысла на фоне
действительности воспринимается возможность - возможность изменить действительность в ту или
другую сторону.
Можно думать, что обычный простой человек (но не тот, кто в течение многих лет испытывает
на себе груз различных учений, будь то студент на академической скамье или пациент на аналитической
кушетке), так вот, можно думать, что скромный обычный человек всегда заранее знает, на какой из дорог
находится то, что позволит ему наполнить свою жизнь смыслом. Прежде всего найти смысл возможно,
если заняться каким-нибудь делом или создать произведение, вложив в него свой творческий жар. И
даже через переживание, за сч¸т того, что мы что-то переживаем (что-то или за кого-то), ибо
переживать за кого-то во всей его неповторимости и единственности называется любить его. Но жизнь
оказывается безусловно наполненной смыслом и оста¸тся полной смысла (в ней есть смысл, она его в
себе содержит) при любых условиях и обстоятельствах. Поэтому в силу дорефлексивного
онтологического самосознания, из которого можно дистиллировать всю аксиологию, человек с улицы
знает прежде всего о том, что каждая отдельная ситуация представляет собой вопрос, на который он
должен ответить, потому он, собственно, и не может спрашивать о смысле своего бытия, ибо «сама
жизнь и есть то, что ставит перед человеком вопросы: он не должен спрашивать, он, скорее, является
спрашиваемым, он сам должен отвечать жизни и отвечать за жизнь. Человек знает также и о том, что
только там, именно там, где он сталкивается с не поддающимся изменению фактом, через преодоление
подобной ситуации доказывает он свою человеческую суть, наглядно демонстрируя, на что человек
способен. Значение имеют позиция и установка, с которыми человек встречает неизбежные удары
судьбы. Человеку позволено и суждено до самого последнего вздоха выигрывать и отвоевывать смысл у
этой жизни.
Логотеория, первоначально интуитивно разработанная в рамках логотерапии, как учение об
изначальных ценностях, названных «созидательной, эмоциональной и установочной» [В. Франкл «К
духовной проблематике в психотерапии» Zentralblatt fur Psychtherapie 10, 33, 1938).] была между тем
эмпирически верифицирована и валидизирована. Браун (Brown), Качиани (Casciani), Крамбо, Дансарт
(Dansart), Дурлак (Durlak), Кратохвил, Лукас, Лансфорд (Lunceford), Мейсон (Mason), Майер (Meier),
М¸рфи (Murphy), Планова (Planova), Попельски (Popielski), Ричмонд (Richmond), Роберте (Roberts), Pyx
(Ruch), Салле (Sallee), Смит, Ярнелл (Yamell) и Янг (Young) смогли доказать, что обретение и
осуществление смысла не зависят от возраста и уровня образования, а также от принадлежности к
мужскому или женскому полу, от того, религиозен человек или нет, и, если он исповедует какую-либо
религию, то не и от того, к какой конфессии принадлежит. Не зависит это и от уровня его интеллекта. В
конце концов Бернард Дансарт с помощью разработанного им теста эмпирически узаконил ввод такого
понятия как «ценность установки», или «установочная ценность».
Какую пользу может дать логотеория для психотерапевтической практики? В связи с этим мне
хотелось бы рассказать случай с одной медицинской сестрой, которую мне представили на семинаре,
проходившем под моим руководством в отделении психиатрии университета в Стэнфорде. Речь ид¸т о
пациентке, страдавшей неоперабельной формой рака и знавшей об этом. Плача вошла она в комнату, где
собрались стэнфордские психиатры, и голосом, прерываемым рыданиями, рассказала о своей жизни, о
своих одар¸нных и преуспевающих детях и о том, как тяжело ей теперь со всем этим прощаться. До
этого момента я, откровенно говоря, не мог уловить ни одной зацепки, чтобы начать дискуссию о
богатстве логотерапевтических идей. Теперь можно было самое негативное, с е¸ точки зрения, а именно
