 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
бессознательном слое "я" заключает в себе всю историю мира и общества, все
то, что сознанию представляется чуждым и далеким. В сознании "я" раскрывает
в себе лишь частичное содержание. "Я", отпавшее от глубины своего
существования в объективированное общество, должно защищаться от
общества, как от врага. Человек защищает свое "я" в обществе, играя ту или
иную роль, в которой он не таков, каков он в себе
77[77][11]
. Социальное
положение "я" всегда есть разыгрывание той или иной роли, роли царя,
аристократа, буржуа, светского человека, отца семейства, чиновника,
революционера, артиста и т. п. и т. п. "Я" в социальной обыденности, в
обществе, как объективации, совсем не то, что в своем внутреннем
существовании. (Это основной мотив художественного творчества Л.
Толстого.) И потому так трудно добраться до подлинного человеческого "я",
снять с "я" покровы
78[78][12]
. Человек всегда театрален в социальном плане. В
этой театральности он подражает тому, что принято в данном социальном
положении2. И он сам с трудом добирается до собственного "я", если слишком
вошел в роль. В этом смысле театральность есть один из путей объективации.
Человек живет во многих мирах и играет в них разную роль, по-разному себя в
них объективирует. Это хорошо показывает Зиммель. Поразительнее всего, что
"я" представляется чуждым и вызывает чувство одиночества то, что им же
объективировано, что есть отчуждение "я" от самого себя. "Я" как бы само
полагает чуждость себе.
Для проблемы одиночества "я" большой интерес представляет романтизм в
истории европейского духа. Романтизм есть результат пережитого одиночества,
т. е. разрыва субъективного и объективного, выпадение "я" из объективного
иерархического порядка, который представлялся вечным. Романтизм есть
всегда уже результат раздвоения, пережитого отчуждения от объективного
иерархического порядка, от космоса Фомы Аквината и Данте. "Я"
романтическое есть уже "я" после разрыва субъекта и объекта, после отрицания
принадлежности "я" к объективному порядку вещей. Этот разрыв подготовлен
и астрономической системой Коперника, и философией Декарта, и
реформацией Лютера, - новыми научными идеями о космосе, новыми
философскими идеями об активности "я" в познании, новыми религиозными
идеями о свободе религиозной совести, о свободе христианина. Романтические
последствия этого изменения сознания сказались не сразу, они явились
вторичным и третичным результатом этого процесса. После того как
"объективный" мир стал чуждым для "субъекта", перестал быть иерархическим
космосом, в котором "субъект" органически пребывал и чувствовал уют, в
"субъективном" мире начал искать человек выхода из одиночества и
покинутости, искать близости и родственности. Это привело к развитию
эмоциональной жизни. Космизм романтиков, их пантеистическое космическое
чувство воссозданы из "субъекта", космос романтиков не дан в
"объективности", как космос средневековый, в мысли схоластики. Именно
"субъективное" романтическое отношение к природе и ведет к слиянию с
природой, "объективное" же отношение к природе к такому слиянию не вело,
оно было иерархизировано. Романтическое "я" переживало одиночество и
романтическое "я" сливалось с космосом. Романтизм не находил выхода, но он
был существенным моментом в освобождении от власти объективированного и
социализированного мира над "я". Романтизм раскрывал перед "я"
бесконечность, освобождал "я" от прикованности к конечному, к
77[77][11]
Cм. N. Evreinoff "Le theatre dans la vie"***.
78[78][12]
Карлейль в "Sartor Resartus"* дает замечательную философию одежды. 2 См. G. Tarde "Les lois de
l'iminitation"**.
