 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
возможность выставить свою кандидатуру в члены-корреспонденты и далее
в действительные члены академии, и те, кто такой возможности не имел.
Судьба выдвижения решалась тайным голосованием все того же ученого
совета, а судьба того, кто выдвигался, — тайным голосованием двух
десятков членов соответствующего отделения академии. Ни там, ни там
вовсе не нужны яркие фигуры, оттеняющие серость голосующих. И там, и
там, по русской пословице, рыбак рыбака видит издалека. Естественно, в
дело вступают протекция, взятки, борьба научных кланов, стремящихся
«протащить» своего кандидата, — все прелести теневой экономики.
Удивительно ли, что наука отходит на задний план перед научным
политиканством, целиком поглощающим время на протяжении многих лет,
что пробиваются наверх, как правило, люди соответствующего менталитета
и психологии, тут же начинающие подбирать приспешников по своему
образу и подобию, что Академию наук все чаще именуют «академмафией»?
Добавьте к этому, что в организации науки господствует не
проблемный, а дисциплинарный подход. Каждый институт монополизирует
«свою» науку, каждый его отдел и сектор — «свою» отрасль и подотрасль
науки. И свирепо душит каждого «аутсайдера», вздумавшего посягнуть на
монополию, выдвигая новые идеи. В. Ленин когда-то справедливо писал,
что «всякая монополия есть неизбежное загнивание». Организация
советской науки блестяще подтвердила этот тезис.
Добавьте к этому, что львиная доля расходов на науку была
сосредоточена в военно-промышленном комплексе. Именно там были
лучшие кадры и лучшее оборудование. Именно поэтому наивысший
престиж имели физики, химики и биологи, за спинами которых маячили все
более грозные виды оружия массового уничтожения. На «гражданскую»
всегда оставались сравнительно жалкие крохи.
Добавьте к этому, что все общественные науки вообще были
превращены в квазирелигию и почти все, создававшееся там, сегодня
напоминает записки из сумасшедшего дома. Но и в прежние времена
заказчики и исполнители хорошо знали истинную цену соответствующих
произведений и нисколько не удивлялись, что за «железным занавесом»
никто не интересуется ими, никто не дает за них ни Нобелевских, ни каких-
либо других премий, означающих признание, мировой научной
общественности.
Хуже всего, что у советской общественности годами и десятилетиями
вырабатывалось равнодушие к такой науке. А у власть имущих — вполне
оправданное презрение к людям, которые пишут все, что им прикажут,
выдавая написанное за науку, которые раболепно дают чин и должность
«старшего» безо всякой ученой степени любому отставному сановнику,
который пожелал быть сосланным не послом, а в научный институт.
Которые столь же раболепно принимают к защите любой лепет, написанный
сановником или его подчиненными. И, конечно, никто не осмеливается
подать голос «против» — ни явно, ни тайно. Наконец, которые столь же
раболепно вплоть до сего дня выбирают членами академии любого высшего
государственного деятеля, который не побрезгует таким раболепством
(Ельцин и Гайдар — побрезговали, многие другие — нет). Лакеев презирают
всюду. Лакеев в науке — тоже.
И вот в конце 1991 г. произошел обвал: начался распад Советского
Союза, резко ускорилось падение производства в советской экономике,
