 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
стало все труднее сводить концы с концами даже при лавинообразном росте
огромного бюджетного дефицита. Пришлось существенно урезать расходы
даже на весьма респектабельную в глазах начальства армию. Как вы
думаете, могла ли обойти эта беда стороной презренную в глазах начальства
науку? Нет, конечно. И обрушилась на науку беспощадно. Значительную
часть необходимого для научных исследований выписывали из-за границы
на конвертируемую валюту. Ныне, в связи со все более острой нехваткой
оной, это почти прекращено. Остались практически безоружными сотни
научных коллективов. Очень важную роль играла зарубежная научная
периодика и командировки научных работников за рубеж: ведь это
единственный способ приобщения к мировой науке, чтобы держаться на
уровне мировых стандартов. Теперь это тоже прекращено, за исключением
присылаемого из-за рубежа даром или поездок за счет приглашающей
стороны. Полутора миллионам человек и втрое большему числу их обслуги
осталась «видимость работы за видимость зарплаты». Как заведующий
сектором академического института, я получаю сегодня меньше, чем как
«средний» пенсионер за выслугу лет — вдесятеро меньше профессуры в
негосударственных платных университетах, в десятки раз меньше, чем в
коммерческих структурах.
Удивительно ли, что все наиболее конструктивное, все наиболее
ценное в науке десятками тысяч побежало в коммерческие структуры и,
ному повезло, в университеты любых стран, от США до Китая и Ирака
включительно? По социологическим опросам, до 80—90% «активных» (т.е.
сколько-нибудь ценных) ученых предпочли бы эмигрировать при первой к
тому возможности. Там, где реально, — например, в математике — 80%
желающих так и сделали. Мировая общественность забеспокоилась только
тогда, когда открылась возможность использовать труд советских физиков,
химиков, биологов для создания оружия массового уничтожения
тоталитарными режимами в Африке и Азии. Мало кого волнует то
обстоятельство, что когда из науки сбегут все способные к научной работе
(вообще к эффективной работе) и останется лишь миллион с лишним
«околонаучной» публики, фактически почетных пенсионеров государства,
— наука умрет, сколько бы рублей или долларов в нее ни поспешили влить.
И потребуются годы, может быть, даже десятилетия, прежде чем ее удастся
возродить на качественно новой основе.
Вы, может быть, думаете, что что-нибудь изменилось в сфере науки по
сравнению с описанным выше? Вот отрывок из недавней статьи одного
научного обозревателя в одном московском еженедельнике: «... Не одни
экономические тяготы осложняют положение науки в постперестроечной
России. За долгий период тоталитаризма наука обросла таким количеством
тяжелых недугов, что, даже если бы на нее сегодня пролился золотой дождь
финансирования, значительные результаты, видимо, остались бы
недостижимой мечтой. И главное препятствие — обюрокрачивание
научного сообщества. Власть захватили «генералы» от науки,
пробавляющиеся трудом зависимых от них талантливых ученых».
Заметьте, обо всем этом пишется мельком, без нотки трагичности, как
о чем-то само собой разумеющемся. Неужели нельзя ничего поделать? Нет,
почему же. Ведь в данном отношении не надо изобретать никаких
велосипедов. Надо лишь последовательно, шаг за шагом идти от
«казарменного социализма» в организации науки к мировым, проверенным
