протяжении XIX века сложился позитивизм, для которого характерно
агностическое отношение к предвидению, особенно социальному,
требование ограничиться описанием и объяснением изучаемого объекта,
попытки свести прогностическую функцию науки только к чисто
эмпирическим выводам из анализа и диагноза.
Парадоксально, но, будучи по сути своей утопистами, анархисты в
большинстве своем держались позитивизма и негативно относились к
научному предвидению. Будущее виделось им не как объективно
необходимая, неизбежная следующая ступень в истории человечества, а как
результат чисто волевого акта героев-революционеров, способных увлечь за
собой народные массы. Понятно, что при таких взглядах сам процесс
перехода к будущему состоянию не имел существенного значения и ему не
уделялось особого внимания. В итоге политическая программа анархистов
страдала непоследовательностью, неопределенностью, непродуманностью.
Ее несостоятельность в полной мере проявилась в мировом революционном
движении второй половины XIX первой половины XX в.
Еще одну группу социальных утопий представляют различные
направления либерального реформизма, собственно буржуазные утопии,
восходящие к «Океании» Гаррингтона (произведения Бентама, Г. Джорджа,
Герцки и др.). Утопии такого рода появляются в значительном числе и до
сих пор.
Особую группу социальных утопий составляют теории феодального
социализма (Карлейль, Дизраэли, Рескин и др.), где будущее рисуется в виде
возврата к идеализированному прошлому средневековья. Разновидностью
таких теорий являлся поначалу христианский социализм (Ламенне и др.). Но
на протяжении второй половины XIX в. это течение приобрело
самостоятельный характер, постепенно превратившись в разновидность
буржуазного утопизма. В XX в. на смену исчезнувшим рабовладельческим и
феодальным утопиям приходят фашистские, которые справедливо
расцениваются общественностью как антиутопии.
Сложнее обстоит дело с утопическим социализмом. Утопические идеи
Сен-Симона, Фурье, Оуэна и других социалистов-утопистов первой
половины XIX в. просуществовали в виде соответствующих школ
социальной мысли еще несколько десятилетий после смерти их основателей,
а в отдельных странах (особенно в царской России и в ряде стран Востока)
эти идеи сохраняли известное влияние до первой половины XX в.
включительно и даже позднее. Концепции будущего некоторых
социалистов-утопистов (Бланки и др.) сложились хронологически почти
одновременно с марксизмом и сохраняли значение во второй половине XIX
в. и позднее. Рождались и новые социалистические утопии (Моррис,
Беллами, Золя, Франс, Уэллс, Дж. Лондон, Циолковский и др.), конкретная
оценка которых возможна только с учетом особенностей творчества того
или иного утописта в конкретной исторической обстановке.
Для утопии Беллами, например, характерны реформистские и
технократические иллюзии, что сближает ее с буржуазными утопиями. На
Западе, особенно в США, возникло множество клубов, члены которых
пытались претворить эту утопию в жизнь. В еще большей степени
эклектичность, заимствование идей из различных направлений утопизма
от феодального до анархистского характерны для утопических романов
Морриса, Золя, Франса, Лондона, Уэллса. Однако высокое художественное
|