 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
социальных потребностях нашей молодежи, а экспертам отвели более
подобающую им роль аналитиков полученных результатов, с целью
уточнения их и углубления необходимой интерпретации. Результаты
исследования обобщены в серии препринтов ИСИ АН СССР середины 70-х
годов и в заключительной коллективной монографии того же наименования,
с которой нетрудно ознакомиться.
Но данное исследование имело и еще один, так сказать, побочный
результат. Оно заставило глубже задуматься о причинах и особенностях
категорического неприятия «иного будущего» всеми почти нашими
респондентами, не исключая и экспертов. Проблема неоднократно
обсуждалась на семинарах. Была изучена дополнительная литература. В
результате родилась концепция «футурофобии» — органического неприятия
человеком без специальной прогностической подготовки любого
представления о качественно ином будущем, расходящемся с привычным
ему настоящим. Об этой концепции бегло упоминалось в других научных
работах по прогностике, но не было практической возможности уделить ей
должное внимание, да вряд ли это было и осуществимо во времена застоя.
Не собираемся мы посвящать данной концепции и настоящую работу.
Однако при разработке проблемы прогнозного обоснования нововведений
разговора о «футурофобии» не избежать. Если этот эффект вне всякого
сомнения негативно сказывается на целеполагании, планировании, пред- и
постплановом программировании, проектировании, текущих
управленческих решениях, не носящих инновационного характера, то на
нововведениях, по самому их характеру, он сказывается самым
губительным, катастрофичным для них образом. И если «эффект
футурофобии» обязательно необходимо учитывать в целевых, плановых,
программных, проектных и организационных прогнозах, обслуживающих
соответствующие формы конкретизации управления, то в инновационном
прогнозировании он является, можно сказать, одним из основополагающих
моментов — в принципе таким же, как «эффект Эдипа» в технологическом
прогнозировании, о котором нам предстоит не раз говорить в последующем,
— так что без его учета всякая попытка прогнозного обоснования любого
сколько-нибудь существенного нововведения, по нашему убеждению, с
самого начала будет почти наверняка обречена на провал, тем более — в
социосфере.
Вот почему мы начинаем рассмотрение теоретических вопросов
прогнозного обоснования социальных нововведений именно с данного
феномена в общественном сознании. Все 40 000 лет существования рода
гомо сапиенс (по некоторым данным, даже намного больше) человеческое
общество пребывало в состоянии, разительно отличающемся от
современного нам. Оно именовалось матриархатом, затем патриархатом,
отдельные стадии его развития называли дикостью, варварством,
цивилизацией, их подразделяли на несколько общественно-экономических
формаций и множество разновидностей общественного строя. Однако, при
всех различиях, первобытную общину и, скажем, английскую, германскую,
французскую деревню XVIII века, русскую деревню XIX — начала XX века,
латиноамериканскую, азиатскую, африканскую деревню первой половины
XX в. (отчасти включая малые города и окраины крупных) объединяла
исчезнувшая или исчезающая ныне на глазах жесткость, стабильность, если
можно так сказать, окостенелость общественных порядков. Из этого
