 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
начинается с перечисления тех человеческих трагедий, которые принесли этнические
конфликты 1990-х гг. в Руанде, бывшей Югославии и Чечне. Начали меняться и критерии
оценки посреднической деятельности.
Если в рамках конфликтологического подхода эффективным можно считать такой выход
из конфликта, в результате которого конструируется, созидается новая система
отношений между конфликтующими субъектами, то аналитики посреднической
деятельности в этнических конфликтах все чаще говорят о таком критерии
эффективности, как соответствие результатов посредничества поставленным целям.
Например, если ставилась задача предотвратить переход конфликта в фазу
насильственных вооруженных действий и это удалось сделать, то такое посредничество
можно считать успешным, даже если не была разрешена ни одна проблема, породившая
сам конфликт.
В 1990-е гг. в зарубежной, прежде всего англоязычной, этнологии произошла выраженная
смена научной парадигмы, и многие прежние концепции действительно были если не
«выброшены на свалку», то, для мягкости скажем, «сданы в архив». В работах, особенно
вышедших после 1995 года, явно ощущается не просто критическое, но нередко
пренебрежительное отношение к этнологическим поискам предшествующих десятилетий.
В известной степени и широкое распространение термина «примордиализм» (который не
вполне удобоварим и в английском звучании) для обозначения всего многообразия
«традиционных» взглядов на природу этничности есть выражение этого отношения.
Примечательно, что ранее эти взгляды объединялись понятием «теории человеческой
природы» ("theories of human nature"). Толкование этих концепций в работах современных
авторов зачастую весьма упрощенное, редуцированное.
Использование идей «традиционных» направлений в этнологии, заклейменных как
«примордиализм», становится признаком плохого научного тона во многих «современно
ориентированных» исследованиях. Как отмечают Д. Кармент и П. Джеймс,
примордиалистские подходы не популярны сегодня у обществоведов потому, что сам
термин предполагает неприемлемые для научного анализа романтизацию и
мистификацию индивидуального и коллективного поведения. Далее, это связано с
опасением оказаться на позициях культурного детерминизма [9].
Такие изменения связаны с широким распространением в социально-гуманитарных
исследованиях научных парадигм постмодернизма. Главный смысл постмодернизма,
охватившего в последнее десятилетие значительные пласты культуры и вышедшего
далеко за пределы сферы литературы и искусства, в которых он сформировался, это
«деконструктивизм», «антихолизм», «антиэссенциализм», т. е. антисистемное видение
мира, или научный редукционизм.
Многие стороны постмодернизма в обществознании действительно выглядят
привлекательными: это «стремление видеть мир таким, как он есть», без привнесения в
него ненужных сущностей, эмпирическая верифицируемость и практичность знания. Не
случайно многие обществоведы определяют направление, в котором они работают, как
реализм. В объяснении человеческой деятельности это – стремление найти простое,
понятное и очевидное объяснение поступкам людей. Социальный процесс при таком
видении предстает как совокупность различных видов и результатов индивидуальной
деятельности, а главный мотив этой деятельности – интерес, прежде всего материальный.
Трудно не согласиться с такими наблюдениями, ибо они в большей или меньшей степени
соответствуют индивидуальному опыту каждого человека.
Как невозможно не признать неизбежности и даже необходимости редукцио-низма в
научном исследовании. Вопрос заключается в том, насколько глубоки и достаточны такие
объяснения, являются ли они первым шагом в научном анализе или первым и последним
одновременно.
Социальные общности в «реалистическом постмодернистском видении» становятся
избыточной сущностью, выдумкой интеллектуалов или инструментом для достижения
