 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
44
доброе лицо у постели больного. Тем не менее, если рассматривать роль только как
регуляторную модель видимых со стороны действий, то можно упустить один существенный
аспект роли. Мы чувствуем себя более пылкими, когда целуем; более смиренными, когда стоим
на коленях; более свирепы ми, когда потрясаем кулаками, т.е., скажем, поцелуй не только
выражает пыл, но и «производит» его. Регламентированные действия привносят в роль
соответствующие эмоции и социальные установки. Профессор, изображающий ум, сам начинает
чувствовать себя умным. Проповедник вдруг замечает, что сам начинает верить в свои
проповеди. Солдат слышит в своей душе зов Марса, надев военную форму. У каждого из них
соответствующая эмоция или социальная установка могла присутствовать и до начала игры, но
роль неминуемо усиливает ее. Однако во многих случаях есть все основания полагать, что в
сознании актеров не было абсолютно ничего, что могло бы предвосхитить выполнение ими их
ролей. Другими словами, умными становятся с на значением на преподавательскую должность,
верующими - выполняя обряды, готовыми к бою - маршируя в строю.
Приведем пример. Новоиспеченный офицер, особенно вы шедший из рядовых, поначалу
будет чувствовать при встрече с рядовыми и сержантами некоторую неловкость от их
приветствий. Вероятно, он будет отвечать им в дружеской, как бы извиняющейся, манере. Для
него новые знаки различия на форме все еще представляются чем-то таким, что надето поверх
него, почти как маска. Тем самым этот офицер как бы говорит самому себе и низшим чинам, что
он остался тем же парнем, и у него просто новый круг обязанностей (среди которых, ел passant,
обязанность принимать приветствия от младших по чину). Такое отношение вряд ли сохранится
долго. Чтобы играть новую роль офицера, наш друг должен выработать у себя соответствующие
манеры, которые имеют совершенно определенный подтекст. Несмотря на неискренность,
которая свойственна всем так называемым демократическим армиям, одна из фундаментальных
особенностей их заключается в том, что старшинство в звании дает право на уважение и
повиновение со стороны младших. Каждое приветствие со стороны низшего чина является актом
его повиновения, принимаемое как сам собой разумеющийся ответ на приветствие со стороны
старшего по званию. Таким образом, с каждым новым ответом на приветствие (разумеется,
наряду с сотней других ритуальных актов подкрепления нового статуса) наш офицер укрепляется
в своих новых манерах и соответствующих им онтологических предположениях. Он не только
действует как офицер, но и чувствует себя офицером. Проходят неловкость, извиняющаяся
усмешка («на самом деле я славный парень»). Если вдруг какой-нибудь рядовой поприветствует
его без положенного воодушевления или даже совершит немыслимое - не поприветствует вовсе,
то наш офицер не просто накажет его за нарушение военного устава. Всеми фибрами души он
будет стремиться к восстановлению порядка, предписанного «его вселенной».
Здесь важно подчеркнуть, что этот процесс очень редко протекает произвольно и не
основывается на рефлексии. Нельзя сказать, что наш офицер сел и сам придумал все, что должно
входить в его новую роль, включая то, что должен чувствовать и во что верить. Сила данного
процесса как раз и заключается в его неосознаваемости и нерефлексируемости. Он стал
офицером точно так же, как вырос в голубоглазого темноволосого молодца шести футов ростом.
Среди товарищей его нельзя считать глупцом или каким-то исключением. Наоборот,
исключением будет тот, кто примется обдумывать свою новую роль и ролевые изменения (и
будет, между прочим, скорее всего плохим офицером). Даже очень умные люди, испытывая
сомнения по поводу своих ролей в обществе, вместо размышлений еще более энергично
погружаются в вызвавшую сомнения деятельность. Богослов, одолеваемый сомнениями в
вероучении, постарается побольше молиться и подольше пребывать в церкви; бизнесмен,
мучимый угрызениями совести по поводу своего участия в «тараканьих бегах», начнет
«прихватывать» воскресенья; террорист, страдающий от ночных кошмаров, сам вызовется на
ночную операцию. И в своих действиях они будут по-своему совершенно правы: каждая роль
имеет свою внутреннюю дисциплину, т.е. то, что католические монахи назвали бы «уставом».
Роль воспитывает, придает форму, задает типовые образцы и действия, и самого актера. В этом
мире очень сложно притворяться, и, как правило, человек становится тем, кого он играет.
За каждой социальной ролью закреплена определенная идентичность. Как мы уже видели, в
некоторых случаях идентичность тривиальна и эпизодична, в частности, у тех профессий,
которые не требуют от занимающихся ими индивидов существенно изменить себя: сборщику
мусора нетрудно перейти в сторожа; сложнее священнослужителю перейти в офицеры; крайне
трудно сменить роль негра на роль белого и почти невозможно - роль муж чины на роль
