 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
“карту” политического рельефа России. Это снизило бы риск тяжелых аварий и срывов
политического процесса и, в принципе, уже в среднесрочной перспективе отвечало бы
интересам подавляющего большинства населения, в том числе и приверженцев правых. На
это власть не пошла, предпочтя “набрать очки” обещанием “скалярных благ”, улучшения
“всего”.
В рамках этого “безвекторного” мышления отказалась от дебатов и “Единая Россия”.
Зачем, мол, объясняться с избирателями, если они и так проголосуют. Да, проголосуют – но
почему? Уже после выборов 2000 г. проницательный Г.Павловский с тревогой говорил, что
за В.В.Путина проголосовали вопреки тому либеральному образу, который создавали для
него СМИ. Люди сами, стихийно создали себе мысленный “фоторобот” В.В.Путина, отбирая
из его туманных реплик и сообщений СМИ именно то, что соответствовало “желаемому”
образу президента. Но реальный образ мысли и дел В.В.Путина совсем другой – реальные
векторы ожиданий большинства и политики власти расходятся, но этого люди пока не
замечают.
Это расщепление сознания, расхождение между воображением массы и реальной
политикой создает растущую напряженность и чревато обвальной утратой легитимности
власти, которая и так не слишком основательна. Участие В.В.Путина в предвыборных
дебатах разрядило бы эту напряженность, снизило бы “потенциал утопичности” сознания
всех сторон в общественном противостоянии. Этого не произошло.
Утрата категории вектора и неспособность к предвидению . Потеря навыка видеть
фундаментальную разницу между векторными и скалярными величинами привела к
глубокой деформации понятийного аппарата и нечувствительности к даже очень крупной
лжи. Например, во время перестройки и в начале реформы демагоги, готовя общество к
приватизации, легко стали подменять понятие “замедление прироста ” (производства,
уровня потребления и т.д.) понятиями “спад производства ” и “снижение потребления ”.
Вот сентенция активного в идеологии экономиста М.Делягина (одно время –
помощника премьер-министра М.Касьянова): “Деньги на “великие стройки века” и другие
производства, не связанные с удовлетворением нужд населения, урывались из зарплаты тех,
кто создавал реальные потребительские блага… Таким образом, административный
механизм балансирования потребительского рынка оказывал на него давление в сторону
обнищания, способствовал тому, чтобы в натуральном выражении равновесие каждого года
достигалось на уровне ниже предыдущего”129.
Взяв самые обычные статистические ежегодники, каждый мог бы убедиться, что
вплоть до созданного бригадой Горбачева кризиса 1990 г. “в натуральном выражении
равновесие каждого года достигалось на уровне выше
предыдущего”. Никакого
“обнищания” в СССР не происходило, а имел место постоянный прирост благосостояния, то
есть вектор не изменялся на противоположный (“в сторону обнищания”).
Это нежелание различать категории выбора и решения выражалось уже в самих
метафорах перестройки: “иного не дано”, “альтернативы перестройке нет”, “нельзя
перепрыгнуть пропасть в два прыжка” и т.п. Понятно, что верхушка номенклатуры,
сделавшая к концу 80-х годов свой выбор и заключившая союз с противником СССР в
холодной войне, никак не была заинтересована в том, чтобы общество этот выбор поняло,
осмыслило и сравнило с альтернативными вариантами – как это и полагается у камня на
распутье.
Напротив, команда Горбачева и его “социальная база” гнали общество, торопили, не
давали опомниться и задуматься, представляли дело так, будто никакого выбора и не
существует, задачи ясны и надо только успеть вскочить на подножку уходящего поезда. Во
время перестройки вся огромная идеологическая машина КПСС была направлена на то,
чтобы люди не поняли, что их ожидает в ближайшем будущем.
Но ведь для общества как раз было жизненно важно разобраться именно в сути выбора,
перед которым оно было поставлено – и подсознательно основная масса народа надеялась на
то, что интеллигенция в этом разберется и честно растолкует остальным. Никто не ожидал,
