 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
эволюционное движение не идет больше через эту ветвь. Она может быть достаточно велика,
может включать несколько порой весьма многочисленных видов животных, – но с точки
зрения эволюции это мертвая ветвь. Почему же в социальном плане нас должно возмущать
представление о некоем пространстве, пусть и достаточно большом, которое оказалось
выключенным из эволюционного развития?
На русской истории, повторяю, лежит печать невероятной инертности, и эта
инертность была отмечена в начале 19 века единственным обладателем автономного
философского мышления в России – Чаадаевым. Он констатировал, что Просвещение в
России потерпело поражение… По-моему, Просвещение и Евангелие (ибо эти вещи
взаимосвязанные) совершенно необходимы… Любой жест, любое человеческое действие в
русском культурном космосе несут на себе, по-моему, печать этого крушения Просвещения
и Евангелия в России”441.
Каков тоталитаризм антирусского мышления! В России, видишь ли, любое
человеческое действие, любой жест мерзки. Какая глупость поперла из всей этой публики,
как только отменили партийную цензуру. Но ведь им аплодировала масса образованных
людей – вот в чем наша беда.
Связь между разрушением религиозного чувства и уходом от рациональности
.
Лишь на первый взгляд этот довод не кажется уместным в отношении советской
интеллигенции, воспитанной в атеистическом обществе. Атеизм советского общества
выражался в отделенности большинства людей от церкви, от религии как организованной
веры в Бога. В то же время, как подчеркивали многие и русские, и зарубежные мыслители, в
советских людях сохранился и даже укрепился то, что богословы называют естественным
религиозным органом – ощущение святости мира, человека, многих общественных
отношений и институтов (например, армии, государства). Эта “атеистическая
религиозность”, вера в высшие смыслы, делала советского человека равнодушным к
суевериям, оккультизму, обскурантизму и пр.
Согласно наблюдениям А.Тойнби над кризисами цивилизаций, верным симптомом
духовной деградации господствующего меньшинства является утрата ощущения “высшего
смысла” и сдвиг его миросозерцания к суевериям (“суеверное отношение к тварным
реальностям”). Этот тип мироощущения Тойнби называет “идолатрией”.
Больше всего сейчас бросается в глаза разожженная рыночной реформой “идолатрия
денег” как прямой отход от высшего смысла и суеверное отношение к “тварным
реальностям” (вспомним восклицание Бродского, которое так понравилось рыночным
интеллектуалам). Но под этим идолопоклонством – разрушение религиозного органа. Все мы
видели, как происходил срыв нашего общества, и прежде всего образованного слоя, в
суеверия и оккультизм. Массовыми тиражами стали печататься книги Блаватской,
телевизионный экран заполнили астрологи и прорицатели, образованные люди
перепечатывают и изучают гороскопы – и все это входит как постоянная часть в их сознание.
Этому сдвигу были посвящены и конкретные исследования. Одна из таких работ, под
названием “Мировоззрение населения России после перестройки: религиозность,
политические, культурные и моральные установки”, была проведена в 1990-1992 гг. под
руководством С.Б.Филатова с участием видных социологов и культурологов (например,
Д.Е.Фурмана, тогда директора Центра политических исследований Горбачев-Фонда).
Научный отчет по этому исследованию был доступен, части его публиковались в журнале
“Свободная мысль”. Вот некоторые выводы из работы, подтвержденные массой таблиц:
“Показателен повышенный интерес к нетрадиционным формам религиозности новой
группы нашего общества – коммерсантов и бизнесменов. Cреди них наиболее высока доля
людей с ярко выраженным неопределенным, эклектичным паранаучным и парарелигиозным
мировоззрением. Именно в этой, социально очень активной, группе самое большое число
верящих не в Бога, а в сверхъестественные силы – 20%”442.
И далее: “Как и в исследовании 1991 г, наиболее прорыночной группой населения
проявили себя “верящие в сверхъестественные силы”. Эти оккультисты – основная
