ассоционными психологами. Он не без основания связывает апперцепцию с волей и
вниманием. Но апперцепция столь же мало является фактом опыта, как и внимание, как
понятие и суждение. Итак, если все это, как желание, так и мышление существует, если все
это оставить без изучения нельзя, если далее все это зло смеется над попытками подвергнуть
их анализу, то ясно, что мы стоим перед выбором: принять ли нечто такое, что
обусловливает самую возможность психической жизни, или нет.
Пора поэтому оставить разговоры о какой-то эмпирической апперцепции и признать
раз навсегда, что Кант был глубоко прав, признавая одну только трансцендентальную
апперцепцию. Но если неугодно расстаться с опытом в качестве средства изучения, то тогда
остается только расплывчатая, безнадежно пустая атомистика ощущений с ее
ассоциативными законами. Психология же при этом, с точки зрения своей методы, должна
превратиться в придаток к физиологии и биологии, как у Авенариуса. Последний очень
тонко разработал один только, и то весьма узкий, отдел всей нашей психической жизни, но
его труд не вызвал дальнейшего развития идей, лежащих в его основе, за исключением
немногих, кстати, очень неудачных попыток.
Таким образом, отсутствие философской точки зрения в изучении нашей души вполне
показало, что оно не может привести нас к постижению истинной сущности человека, что
никакие утешения не могут нам доставить гарантии того, что мы таким путем когда-нибудь в
будущем достигнем желательных результатов. Чем лучше психолог, тем скучнее ему изучать
современные системы психологии. Так все они вместе и каждая порознь прилагают
всяческие усилия к тому, чтобы по возможности меньше обращать внимание на то единство,
которое только и является основой каждого психического явления. Тем сильнее поражает
нас своей неожиданностью последний отдел каждой такой психологии, трактующий о
развитии единой гармонической личности. Это единство, которое представляет собою
истинную бесконечность, думали создать из большего или меньшего числа определяющих
его элементов. «Психология как опытная наука» хотела найти условие всякого опыта в
самом опыте! Подобные попытки вечно рушатся и вечно возобновляются, так как
умственное течение, подобное позитивизму и психологиз-му,не исчезнет до тех пор, пока
будут существовать посредственные и оппортунистические головы, пока не переведутся
натуры, неспособные довести свою мысль до ее окончательного завершения. Кто, подобно
идеализму, дорожит душой и не хочет ею жертвовать, тот должен отказаться от психологии.
Кто создает психологию, тот убивает душу. Всякая психология хочет вывести целое из
отдельных его частей, представить его в виде чего-то обусловленного. Но более вдумчивый
взгляд признает, что частные явления вытекают здесь из целого, как своего первоисточника.
Так психология отрицает душу, а душа, по своему понятию, отрицает всякую науку о себе:
душа отрицает психологию.
В этом исследовании мы решительно высказались в пользу души и против комичной и
вместе с тем жалкой психологии без души. Для нас является еще вопросом, можно ли
совместить психологию с душой, можно ли вообще науку, ищущую раскрытия законов
причинности и норм мышления и желания, поставить рядом с свободой мышления и
желания. Даже принятие особой «психической причинности» мало поможет делу:
психология, показав наконец свою собственную неспособность, дает тем самым блестящее
доказательство в пользу понятия свободы, понятия вообще осмеянного и поруганного.
Этим мы еще не провозглашаем новой эры в области рациональной психологии.
Напротив, если согласиться с Кантом, то трансцендентальная идея души является для нас
руководящей нитью при восхождении в ряду условий вплоть до необусловленного, а не
наоборот, т.е. при «схождении к обусловленному». Нужно только отвергнуть все попытки
вывести это необусловленное из обусловленного, вывод, который неизменно преподносится
нам в конце какой-нибудь книги в 500 1500 страниц. Душа есть регулирующий принцип,
который должен лежать в основе и руководить нами при всяком истинно психологическом,
но не относящимся к области анализа ощущении, исследовании. В противном случае,
сколько старания, любви и понимания мы ни вложили бы в это дело, всякое изображение
|