насквозь пропитал ее существо. И поэтому то знание людей, которым обладают женщины,
является результатом того, что они насквозь пропитались правильно понятым ими
мужчиной. В пароксизме истерии исчезает это искусственное самонаблюдение под напором
прорывающейся наружу истинной природы.
Совершенно также обстоит дело и с ясновидением истерических медиумов, которое
несомненно имеет место в действительности, но у которого так же мало общего с
«оккультическим» спиритизмом, как и с гипнотическими явлениями. Как пациентки Фогта
под влиянием энергичной воли внушителя отлично производили над собою
самонаблюдение, так и ясновидящая под давлением грозном голоса мужчины, который
может заставить ее все сделать, приобретает способность к телепатическим действиям,
например, она покорно читает с завязанными глазами по книге, которую держат на далеком
растоянии от нее, в чем я самым положительным образом убедился в бытность мою в
Мюнхене. Дело в том, что в женщине воля к добру и истине не встречает того сопротивления
в лице сильных, неискоренимых страстей, какое бывает у мужчин. Мужская воля скорее
способна властвовать над женщиной, чем над мужчиной: он может в женщине осуществить
нечто такое, чему в его собственном духовном мире противится целая масса вещей.
В мужчине раздается протест против прояснения со стороны антиморальных и
антилогичных элементов. Он не хочет одного только познания, он жаждет еще чего-то
другого. Но над женщиной мужская воля приобретает такую непреодолимою силу, что
мужчина в состоянии сделать женщину ясновидицей, в результате чего у нее отпадают
всякие границы чувственности.
Вот почему женщина более телепатична, чем мужчина. Она может скорее казаться
безгрешной, чем он. Поэтому она, как ясновидица, может проявить нечто более
изумительное, чем мужчина, конечно, только в том случае, когда она превращается в
медиума, т. е. в объект, наиболее приспособленный воплотить в себе наиболее легким и
совершенным образом волю мужчины к добру и истине. И Вала может кое-что знать, но
только тогда, когда она осилена Вотаном. Здесь женщина сама идет навстречу мужчине, ибо
ее единственная страсть это быть под гнетом принуждения.
Таким образом я исчерпал тему об истерии, по крайней мере, в тех пределах, в каких
это необходимо было для целей настоящего исследования. Женщины, которые обыкновенно
приводятся в качестве примеров женской нравственности, всегда истерички. Именно это
педантичное соблюдение принципов нравственности, это строгое следование закону морали
(будто бы этот закон является законом их личности! Нет, здесь скорее бывает обратно: закон,
совершенно не считаясь с их личностью овладевает и всецело проникает в существо
женщины) обнаруживает всю их лживость, всю безнравственность этой нравственности.
Истерическая конституция есть смешная мимикрия мужской души, пародия на свободу воли,
которую навлекает на себя женщина особенно в те моменты, когда она находится под
сильным влиянием мужчины. Даже наиболее высоко стоящие женщины не что иное, как
истерички. Если мы в них видим некоторое ослабление силы полового влечения, которое
отличает их от других женщин, то это далеко не является результатом собственной мощи,
заставившей противника сложить оружие в упорной борьбе. Но истерические женщины
испытывают, по крайней мере, на себе силу мести своей собственной лживости и в этом
смысле их можно (хотя и неправильно) назвать суррогатом той трагедии, на которую
женщина во всех остальных отношениях совершенно неспособна. Женщина не свободна: она
в конце концов вечно находится под гнетом своей потребности быть изнасилованной
мужчиной, как в своем лице, так и в лице других. Она находится под неотразимым влиянием
фаллоса и нет для нее спасения от рокового действия его даже в том случае, когда дело еще
не доходит до полового общения. Высшее, до чего женщина может дойти это смутное
чувство своей несвободы, слабое предчувствие нависшего над ней рока, но это уже будут
последние проблески свободного, умопостигаемого субъекта, жалкие остатки врожденной
мужественности, которые сообщают ей путем контраста ощущение (правда, слабое)
необходимости, ибо абсолютной женщины нет. Но ясное сознание своей судьбы и того
|