 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
установления прочной связи между этой рецептивностью и всеми прочим положительными
и отрицательными качествами женщины. Что общего между легкой формируем остью
женщины и ее влечением к сводничеству, что общего между сексуальностью и лживостью?
Почему все это сосредоточивается в женщине именно в подобном соединении?
Необходимо еще обосновать, каким образом женщина в состоянии все это воспринять в
себя. Откуда эта лживость, благодаря которой женщина приписывает себе веру в то, что она
переняла от других, обладание тем, что она лишь от них получила, бытие того, чем она
только стала с помощью других?
Чтобы дать ответ на все поставленные вопросы, необходимо в последний раз свернуть
с прямом пути нашего исследования. Нетрудно будет вспомнить, что мы находили глубокое
различие и вместе с тем нечто глубоко сродственное между животным узнаванием, этим
психическим эквивалентом всеобще-органической способности к упражнению, и
человеческой памятью. В то время, как оба они являются вечным продолжением влияния
одного временно-ограниченном впечатления, человеческая память в отличие от
непосредственного пассивного узнавания находит выражение своей сущности в активном
воспроизведении прошедшего. В дальнейшем мы отличали индивидуацию, которая присуща
всему органическому, от индивидуальности – черты исключительно человеческой. Наконец,
явилась необходимость строго разграничить половое влечение и любовь, причем опять-таки
только первое можно было приписать также и нечеловеческим существам. Тем не менее оба
они оказались глубоко родственными, как в самых низменных, так и в самых возвышенных
проявлениях своих (как стремление к собственному увековечению). Стремление к ценности
неоднократно признавалась чертой, характерной для человеческого существа, животным же
мы приписывали только стремление к наслаждению и одновременно отказывали им в
понятии ценности. Существует известная аналогия между наслаждением и ценностью, но
вместе с тем эти оба понятия в основе своей глубоко различны: к наслаждению стремятся, к
ценности необходимо стремиться. Оба эти понятия самым неосновательным образом
смешиваются. Отсюда отчаянная путаница, которая так долго уже господствует в
психологии и этике. Но подобное смешение существовало не только относительно понятий
ценности и наслаждения. Не лучше обстояло дело и с понятиями личности и лица, узнавания
и памяти, полового влечения и любви: все эти противоположные понятия совершенно не
различаются, и что еще удивительнее, почти одними и теми же людьми, с теми же
теоретическими воззрениями и как будто с намерением стереть всякое различие между
человеком и животным.
Большей частью оставляют без внимания и дальнейшие различия, которые мы сейчас
затронем. Узость сознания есть свойство животного, свойство человека – активная
внимательность. Эти свойства содержат нечто общее, но вместе с тем и нечто глубоко
различное. То же можно сказать и относительно обычного смешения понятий влечения и
воли. Влечение свойственно всем живым существам, но у человека к нему присоединяется
воля, которая вполне свободна и которая не является психологическим фактом, так как она
лежит в основе всех психологических переживаний. В том, что люди совершенно
отождествляют влечение и волю, заключается вина не одного только Дарвина, ее следует в
одинаковой степени приписать, с одной стороны, неясному, общему, натурфилософскому, с
другой стороны, чисто этическому понятию воли у Артура Шопенгауэра.
Я сопоставляю:
