 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
завершении Старого, и искусственная связь первого с мессианскими обещаниями второго
принесли евреям огромную пользу. Это их сильнейшая внешняя защита. Несмотря на
полярную противоположность между еврейством и христианством, последнее все же вышло
из первого, но это именно и является одной из глубочайших психологических загадок.
Проблема, о которой здесь идет речь, есть ничто иное, как проблема психологии самого
творца религий.
Чем отличается гениальный творец религиозной догмы от всякого другого гения?
Какая внутренняя необходимость толкает его на путь создания новой религии?
Здесь следует предположить, что этот человек всегда верил в того самого Бога,
которого он сам возвестил. Предание рассказывает нам о Будде и Христе, о тех неимоверных
искушениях, которым они подвергались и которых никто другой не знал. Дальнейшие два –
Магомет и Лютер были эпилептиками. Но эпилепсия есть болезнь преступников: Цезарь,
Нарзес, Наполеон – эти «великие» преступники, страдали падуй болезнью. Флобер и
Достоевский, будучи только склонны к эпилепсии, скрывали в себе много преступного, хотя
они преступниками и не были.
Основатель религии есть тот человек, который жил совершенно без Бога, но которому
удалось выбиться на путь высшей веры. «Как это возможно, чтобы человек, злой от
природы, сам мог сделать себя Добрым человеком, это превосходит все наши понятия, ибо
как может плохое дерево дать хороший плод?», – вопрошает Кант в своей философии
религии. Но эту возможность он сам принципиально утверждает. Ибо, несмотря на наше
отпадение, властно и с неуменьшенной силой звучит в нас заповедь: мы должны стать
лучшими, следовательно, мы Должны и уметь стать таковыми… Эта непонятная для нас
возможность полнейшего перерождения человека, который в течение многих лет и Дней жил
жизнью злого человека, эта возвышенная мистерия нашла свое осуществление в тех шести
или семи людях, которые основали величайшие религии человечества. Этим они отличаются
от гения в обыкновенном смысле: в последнем уже с самого рождения заложено
предрасположение к добру.
Всякий другой гений удостаивается милости и осеняется благодатью еще до рождения.
Основатель религии приобретает все это в процессе своей жизни. В нем окончательно
погибает старая сущность с тем чтобы уступить место новой. Чем величественнее хочет
стать человек тем больше в нем такого, что должно быть уничтожено смертью. Мне кажется,
что в этом именно пункте Сократ приближается к основателю религии (как единственный
среди всех греков). Весьма возможно, что он вел самую ожесточенную борьбу с злым
началом в тот именно день когда он стоял при Потидее целых двадцать четыре часа, не
двигаясь с места.
Основатель религии есть тот человек, для которого в момент рождения не разрешена
была еще ни одна проблема. Он – человек с наименьшей индивидуальной уверенностью. В
нем всюду опасность, сомнение, он должен себе сам отвоевать решительно все. В то время,
как один человек борется с болезнью и страдает от физического недомогания, другой дрожит
перед преступлением, которое заложено в нем в виде некоторой возможности. При рождении
каждый несет с собою что-нибудь, каждый берет на себя какой-нибудь грех. Формально
наследственный грех для всех один и тот же, материально же он отличается у различных
людей. Один избирает для себя ничтожное бесценное в одном месте, другой – в другом,
когда он перестал хотеть, когда его воля вдруг превратилась в простое влечение,
индивидуальность – в простой индивидуум, любовь – в страстное наслаждение, – когда он
родился. И этот именно его наследственный грех, это ничто в его собственной личности
ощущается им как вина, как темное пятно, как несовершенство и превращается для него, как
мыслящей личности, в проблему, загадку, задачу. Только основатель религии вполне подпал
своему наследственному греху. Его признание – всецело и до конца искупить его: в нем все
всебытие проблематично, но он все разрешает, он разрешает и себя, сливаясь со всебытием.
Он дает ответ на всякую проблему и освобождает себя от вины. Твердой стопой он шагает по
глубочайшей пропасти, он побеждает «ничто в себе» и схватывает «вещь в себе», «бытие в
