 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
согласуется то явление, что всякий, просто считающий себя лицом женского или мужского
пола, видит свое дополнение или просто в «мужчине», или просто в «женщине»'.
Однополый характер человека лучше всего подтверждается следующим фактом,
теоретическое значение которого вряд ли можно переоценить: в сношениях двух
гомосексуальных людей тот, кто берет на себя психическую и физическую роль мужчины,
обязательно в случае долгой связи сохраняет свое мужское имя или принимает его, тогда как
другой, играющий роль женщины, или оставляет свое женское имя, или дает себе его, а еще
чаще, довольно характерно, получает его от других. Поэтому, в половых сношениях двух
лесбиянок или двух гомосексуалистов, одно лицо всегда выполняет функции мужчины,
другое – всегда женщины. Отношение М и Ж обнаруживается здесь в решающем случае, как
что-то фундаментальное, как нечто, чего нельзя обойти.
Несмотря на все половые промежуточные формы, человек в конце концов все-таки
одно из двух: или мужчина, или женщина. В этой древней эмпирической двойственности
заключается (не только анатомически и не только для каждого конкретного случая в
закономерном и точном согласовании с морфологическим состоянием) глубокая истина и
пренебрегать ею нельзя безнаказанно.
Этим, по-видимому, сделан шаг громадной важности, и благодетельной, и роковой для
всего дальнейшего. Мое мировоззрение устанавливает уже известное бытие. Исследовать
значение этого бытия и есть задача всего последующего изложения. Но так как с этим
проблематическим бытием непосредственно связана основная трудность характерологии, то
прежде чем приступить с наивной храбростью к работе, нужно хоть немного
ориентироваться в этой щекотливой проблеме, о порог которой может запнуться всякая
решимость.
Всякому характерологическому исследованию приходится бороться с огромными,
благодаря сложности материала, препятствиями. Часто бывает, что дорога, как будто уже
проложенная в лесной чаще, снова теряется в дикой заросли, и нить совершенно путается в
бесконечном клубке. Самое худшее то, что относительно метода систематического
изложения уже добытого материала, относительно принципиального толкование успешных
начал исследования – вновь подымаются серьезные сомнения, главным образом, в
правильности принципа установления типов. Например, в вопросе половых
противоположностей оказалось приемлемым только род полярности обеих крайностей и
бесконечного ряда ступеней между ним. Нечто подобное полярности, по-видимому, можно
применить и к большинству остальных характерологических явлений, о которых я буду
говорить впоследствии. (Такое толкование предугадывал еще пифагорец Алкемеон из
Кротона); в этой области натурофилософия Шеллинга, быть может, переживет еще иное
удовлетворение, чем то возрождение, которое думал дать ей один физик и химик наших
дней.
Но основательна ли надежда исчерпать индивидуум прочной установкой его
положения в определенном пункте линии, соединяющей две крайности, даже бесконечным
нагромождением числа таких линий, создав систему координат для бесконечно многих
измерений? Ожидая совершенного описания человеческого индивидуума в форме какого-то
рецепта, не подойдем ли мы снова к определенной конкретной области, догматическому
скептицизму, махо – юмовского анализа человеческого « Я» Не ведет ли нас род
вейсмановской Determinanten– Atomistik к мозаической психогномике, после того как мы
отошли от «мозаичнои психологии»?
Снова стоим мы перед старой и вечно новой проблемой: есть ли в человеке единое
простое бытие, и как оно относится к безусловно существующему в нем многообразию? Есть
ли душа? Каково отношение ее к душевным явлениям? Понятно теперь, почему до сих пор
не существовало никакой характерологии. Объект этой науки, характер, сам по себе
проблематичен. Проблема всякой метафизики и теории познания, высший принципиальный
вопрос психологии, составляет также и проблему характерологии, проблему «до всякой
характерологии рассматриваемую, как научную систему». По крайней мере, это – проблема
