характерологии, стремящейся критически разъяснить все свои предположения, требования и
цели, понять все различия посредством человеческой сущности.
Пусть характерологию назовут нескромной, но она хочет дать больше, чем всякая
«психология индивидуальных различий», и огромная заслуга Л. Вильяма Стерна состоит в
восстановлении ее, как цели психологического познания. Она даст гораздо больше, чем
простой свод двигательных и чувствительных реакций в индивидууме, вот почему она и не
может снизойти до остальных современных экспериментальных психологических
исследований, представляющих лишь удивительную комбинацию статистических
материалов и физической практики. Она надеется остаться в сердечном согласии с богатой
душевной действительностью, полным забвением которой единственно можно объяснить
смесь психологии рычагов и винтиков. Она не боится, что ей придется разочаровать
ожидания студента, изучающего психологию, жаждущего познать самого себя, и что ей
придется удовлетворять его психологическими изысканиями о запоминании односложного
слова или о влиянии небольшой дозы кофе на процесс арифметического сложения. И
совершенно ясно, что более уважаемые ученые, представляющие себе психологию как нечто
большее, чем учение об ощущениях и ассоциациях, среди господствующей в их науке
пустыни, приходят к убеждению, что проблемы героизма, самоотвержения, сумасшествия
или преступления умозрительная наука должна на века передать искусству, как
единственному органу их понимания, оставить всякую надежду не только постичь их лучше
(это было бы слишком дерзко по отношению к Шекспиру и Достоевскому), но даже охватить
систематически. Никакая другая наука, становясь нефилософской, не может так скоро
опошлиться, как психология. Освобождение ее от философии истинная причина ее упадка.
Понятно, не только в своих предпосылках, но и конечных выводах психология должна бы
оставаться философской. Тогда бы только она пришла к убеждению, что учение об
ощущениях не имеет абсолютно ничего общего с психологией. Эмпирическая психология
исходит обычно из осязания и общих ощущений, чтобы закончить «развитием нравственного
характера». Анализ ощущений составляет область физиологии чувств, и всякая попытка
поставить ее социальные проблемы в более глубокую связь с остальным содержанием
психологии успеха иметь неможет.
Большим несчастьем для научной психологии было продолжительное влияние на нее
двух физиков, Фехнера и Гельмгольца. Таким образом и было признано, что не только
внешний, но и внутренний мир состоит из чистых ощущений. Единственные, два лучших
эмпирических психолога последнего времени, Вильям Джеме и Рихард Авенариус, по
крайней мере инстинктивно чувствовали, что психологию нельзя начинать с осязания или
мускульного ощущения, в то время как вся остальная современная психология какая-то
клейкая смесь ощущений. Это и составляет недостаточно ярко выраженную Дильтеем
причину, почему современная психология не касается проблем, обычно причисляемих к
психологическим: анализ убийства, дружбы, одиночество и т.п., тут уж не поможет старое
указание на ее молодость; да она и не может достичь этих проблем, потому что движется в
направлении, которое никогда не приведет ее к благоприятному концу. Вот почему лозунгом
в борьбе за психологическую психологию должно быть прежде всего: долой учение об
ощущениях из области психологии!
Характерология, в вышеуказанном широком и глубоком смысле, заключает в себе
прежде всего понятие характера, т. е. понятие постоянно-единого бытия. Как это уже
рассматривалось в V главе первой части относительно морфологии, изучающей всегда
одинаковые при физиологических переменах формы органического целого, так и
характерология предметом своего исследования предполагает нечто неизменное в
психической жизни индивидуума, аналогичным образом проявляющееся в его душевных
жизненных проявлениях. Тут прежде всем характерология противопоставляется «теории
актуальности» психического, не признающей ничего неизменного, потому что сама она
покоится на основании атомистики ощущений.
Характер не представляет из себя нечто, лежащее по ту сторону мыслей и чувств
|