 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Диктаторские меры, быстро увеличиваясь, постоянно стремились к тому, чтобы
ограничить личную свободу, и притом двумя способами: ежегодно издавалось
множество постановлений, налагающих стеснения на граждан там, где их
действия прежде были совершенно свободны, и вынуждающих их совершать такие
действия, которые они могли прежде совершать или не совершать по желанию. В
то же время общественные повинности, все более и более тяжелые, особенно
имеющие местный характер, ограничили еще более свободу граждан, сократив ту
часть их прибыли, которую они могут тратить по своему усмотрению, и увеличив
ту часть, которая от них отнимается, для нужд общественных деятелей".
Это прогрессивное ограничение свободы выражается во всех странах в
следующей особой форме, на которую, однако, Герберт Спенсер не указывает.
Введение целой серии бесчисленных мероприятий, имеющих обыкновенно
ограничительный характер, необходимым образом ведет к увеличению числа
чиновников, обязанных приводить их в исполнение, и усилению их власти и
влияния; эти чиновники, следовательно, прогрессивно стремятся к тому, чтобы
сделаться настоящими властелинами в цивилизованных странах. Власть их тем
более велика, что постоянные перемены правления нисколько не влияют на их
положение> так как административная каста -- единственная, ускользающая от
этих перемен и обладающая безответственностью, безличностью и
беспрерывностью. Из всех же видов деспотизма самый тяжелый именно тот,
который представляется в такой троякой форме.
Постоянное изобретение таких ограничительных законов и постановлений,
окружающих самыми византийскими формальностями все малейшие акты жизни,
роковым образом ведет к сужению все в большей и большей степени сферы, в
которой граждане могут двигаться свободно. Жертвы иллюзии, заставляющей их
думать, что умножая законы, они лучше обеспечат равенство и свободу, народы
ежедневно налагают на себя самые тяжелые оковы.
Но это не проходит для них даром. Привыкнув переносить всякое иго,
народы сами ищут его и доходят до потери всякой самостоятельности и энергии.
Они становятся тогда пустой тенью, пассивными автоматами, без воли, без
сопротивляемости и без силы. Тогда-то человек бывает вынужден искать на
стороне те пружины, которых ему не хватает. Благодаря возрастающей
индифферентности и бессилию граждан, роль правительств непременно должна еще
больше увеличиться. Правительства должны поневоле обладать духом инициативы,
предприимчивости и руководительства, так как все это отсутствует у частных
лиц; они должны все предпринимать, всем руководить, всему
покровительствовать. Государство в конце концов становится всемогущим
провидением. Опыт учит, однако, что власть таких богов никогда не бывает ни
слишком прочной, ни слишком сильной.
Такое прогрессивное ограничение всякой свободы у некоторых народов, --
несмотря на внешние вольности, порождающие лишь иллюзию свободы --
по-видимому, является последствием не только какого-нибудь режима, но и
старости этих народов; оно представляет один из симптомов, предшествующих
фазе упадка, которую не могла избежать до сих пор еще ни одна цивилизация.
Если судить по наставлениям прошлого и симптомам, являющимся со всех
сторон, то большинство наших современных цивилизаций уже достигло этой фазы
крайней старости, которая предшествует упадку. По-видимому, такие фазы имеют
одинаково роковое значение для всех народов, так как в истории они
повторяются часто.
Все эти фазы общей эволюции цивилизации не трудно изложить вкратце, и
мы закончим наш труд таким изложением. Быть может, этот беглый обзор бросит
все-таки некоторый свет на причины нынешнего могущества толпы.
Если мы проследим в общих чертах генезис величия и упадка цивилизаций,
предшествовавших нашей цивилизации, то что же нам представится прежде всего?
На заре этих цивилизаций мы видим горсть людей разнообразного
