одного народа к другому, я определю те непреодолимые силы, от действия
которых цивилизации начинают меркнуть и потом угасают. Вот вопросы, которые
мне уже приходилось не раз обсуждать в моих трудах о цивилизациях Востока.
На этот маленький том следует смотреть только как на краткий их синтез.
Наиболее яркое впечатление, вынесенное мною из продолжительных
путешествий по различным странам, -- это то, что каждый народ обладает
душевным строем столь же устойчивым, как и его анатомические особенности, и
от него-то и происходят его чувства, его мысли, его учреждения, его
верования и его искусства. Токвиль и другие знаменитые мыслители думали
найти в учреждениях нардов причину их развития. Я же убежден в противном, и
надеюсь доказать, беря примеры как раз из тех стран, которые изучал Токвиль,
что учреждения имеют на развитие цивилизаций крайне слабое влияние. Они чаще
всего являются следствиями, но очень редко бывают причинами.
Без сомнения, история народов определяется очень различными факторами.
Она полна особенными событиями, случайностями, которые были, но могли и не
быть. Однако рядом с этими случайностями, с этими побочными обстоятельствами
существуют великие неизменные законы, управляющие общим ходом каждой
цивилизации. Эти неизменные, самые общие и самые основные законы вытекают из
душевного строя рас. Жизнь народа, его учреждения, его верования и искусства
суть только видимые продукты его невидимой души. Для того, чтобы
какой-нибудь народ преобразовал свои учреждения, свои верования и свое
искусство, он должен сначала переделать свою душу; для того, чтобы он мог
передать другому свою цивилизацию, нужно, чтобы он в состоянии был передать
ему также свою душу. Без сомнения, не то нам говорит история; но мы легко
докажем, что, записывая противоположные утверждения, она вводит себя в обман
пустыми видимостями.
Мне пришлось однажды изложить пред большим конгрессом некоторые из
развиваемых в настоящем труде идей. Собрание состояло из всякого рода
выдающихся людей: из министров, губернаторов колоний, адмиралов,
профессоров, ученых, принадлежавших к цвету различных наций. Я рассчитывал
встретить в подобном собрании некоторое единомыслие относительно основных
вопросов. Но его вовсе не было. Высказанные мнения оказались совершенно не
зависящими от степени культурности тех, кто их высказывал. Передавали эти
мнения главным образом то, что составляло наследственные чувства различных
рас, к которым принадлежали члены названного конгресса. Никогда мне не было
так ясно, что люди каждой расы обладают, несмотря на различие их социального
положения, неразрушимым запасом идей, традиций, чувств, способов мышления,
составляющих бессознательное наследство от их предков, против которого
всякие аргументы совершенно бессильны.
В действительности мысль людей преобразуется не влиянием разума. Идеи
начинают оказывать свое действие только тогда, когда они после очень
медленной переработки преобразовались в чувства и проникли, следовательно, в
темную область бессознательного, где вырабатываются наши мысли. Для внушения
идей книги имеют не большую силу, чем слово. Точно также не с целью
убеждать, но чаще всего с целью развлечься, тратят философы свое время на
писание. Лишь только человек выходит из обычного круга идей среды, в которой
ему приходится жить, он должен заранее отказаться от всякого влияния и
довольствоваться узким кругом читателей, самостоятельно пришедших к идеям,
аналогичным с теми, которые он защищает. Одни только убежденные апостолы
обладают властью заставить себя слушать, плыть против течения, изменять
идеал целого поколения, но это чаще всего благодаря узости их мысли и
известной дозе фанатизма, в чем им нельзя завидовать. Впрочем, не писанием
книг они доставляют торжество какому-нибудь верованию. Они долго спят в
земле, прежде чем вздумается литераторам, занятым фабрикацией легенд о них,
заставить их говорить.
|