наиболее поразительного и наиболее известного.
Подобного рода факты достаточно указывают, какое значение имеют
показания толпы. Согласно логике, единогласное показание многочисленных
свидетелей следовало бы, по-видимому, причислить к разряду самых прочных
доказательств какого-нибудь факта. Но то, что нам известно из психологии
толпы, показывает, что именно в этом отношении трактаты логики следовало бы
совершенно переделать. Самые сомнительные события -- это именно те, которые
наблюдались наибольшим числом людей. Говорить, что какой-нибудь факт
единовременно подтверждается тысячами свидетелей, -- это значит сказать, в
большинстве случаев, что действительный факт совершенно не похож на
существующие о нем рассказы.
Из всего вышесказанного явственно следует, что к историческим
сочинениям надо относиться как к произведениям чистой фантазии,
фантастическим рассказам о фактах, наблюдавшихся плохо и сопровождаемых
объяснениями, сделанными позднее. Месить известку -- дело гораздо более
полезное, чем писать такие книги. Если бы прошедшее не завещало нам своих
литературных и художественных произведений и памятников, то мы бы не знали
истины о прошлом. Разве мы знаем хоть одно слово правды о жизни великих
людей, игравших выдающуюся роль в истории человечества, например, о
Геркулесе, Будде и Магомете? По всей вероятности, нет! В сущности, впрочем,
действительная жизнь их для нас имеет мало значения; нам интересно знать
этих великих людей только такими, какими их создала народная легенда. Именно
такие легендарные, а вовсе не действительные герои и оказывали влияние на
душу толпы.
К несчастью, легенды, даже когда они записаны, всетаки не имеют сами по
себе никакой устойчивости. Воображение толпы постоянно меняет их сообразно
времени и особенно сообразно расам. Как далек, например, кровожадный
библейский Иегова от Бога любви, которому поклонялась св.Тереза; и Будда,
обожаемый в Китае, не имеет ничего общего с Буддой, которому поклоняются в
Индии!
Не нужно даже, чтобы прошли столетия после смерти героев, для того,
чтобы воображение толпы совершенно видоизменило их легенду. Превращение
легенды совершается иногда в несколько лет. Мы видели, как менялась
несколько раз, менее чем в пятьдесят лет, легенда об одном из величайших
героев истории. При Бурбонах Наполеон изображался каким-то идиллическим
филантропом и либералом, другом униженных, воспоминание о котором, по словам
поэтов, должно жить долго под кровлей хижин. Тридцать лет спустя добродушный
герой превратился в кровожадного деспота, который, завладев властью и
свободой, погубил три миллиона человек, единственно только для
удовлетворения своего тщеславия. Теперь мы присутствуем при новом
превращении этой легенды. Когда пройдет еще несколько десятков столетий, то
ученые будущего, ввиду таких противоречивых повествований о герое, быть
может, подвергнут сомнению и самое его существование, подобно тому, как они
сомневаются иногда в существовал нии Будды, и, пожалуй, будут видеть в этих
сказаниях о герое какой-нибудь солнечный миф или же дальнейшее развитие
легенды о Геркулесе. Но эти эти ученые, вероятно, легко примирятся с такими
сомнениями, так как лучше нас посвященные в психологию толпы, они будут,
конечно, знать, что история может увековечивать только мифы.
*3. ПРЕУВЕЛИЧЕНИЕ И ОДНОСТОРОННОСТЬ ЧУВСТВ ТОЛПЫ
Каковы бы ни были чувства толпы, хорошие или дурные, характерными их
чертами являются односторонность и преувеличение. В этом отношении, как и во
многих других, индивид в толпе приближается к примитивным существам. Не
замечая оттенков, он воспринимает все впечатления гуртом и не знает никаких
переходов. В толпе преувеличение чувства обусловливается еще и тем, что это
самое чувство, распространяясь очень быстро посредством внушения и заразы,
|