вызывает всеобщее одобрение, которое и содействует в значительной степени
увеличению его силы.
Односторонность и преувеличение чувств толпы ведут к тому, что она не
ведает ни сомнений, ни колебаний. Как женщина, толпа всегда впадает в
крайности. Высказанное подозрение тотчас превращается в неоспоримую
очевидность. Чувство антипатии и неодобрения, едва зарождающееся в отдельном
индивиде, в толпе тотчас же превращается у него в самую свирепую ненависть.
Сила чувств толпы еще более увеличивается отсутствием ответственности,
особенно в толпе разнокалиберной. Уверенность в безнаказанности, тем более
сильная, чем многочисленнее толпа, и сознание значительного, хотя и
временного, могущества, доставляемого численностью, дает возможность
скопищам людей проявлять такие чувства и совершать такие действия, которые
невозможны для отдельного человека. В толпе дурак, невежда и завистник
освобождаются от сознания своего ничтожества и бессилия, заменяющегося у них
сознанием грубой силы, преходящей, но безмерной. К несчастью, преувеличение
чаще обнаруживается в дурных чувствах толпы, атавистическом остатке
инстинктов первобытного человека, которые подавляются у изолированного и
ответственного индивида боязнью наказания. Это и является причиной легкости,
с которой толпа совершает самые худшие насилия.
Из этого не следует, однако, что толпа неспособна к героизму,
самоотвержению и очень высоким добродетелям. Она даже более способна к ним,
нежели изолированный индивид. Мы скоро вернемся к этому предмету, изучая
нравственность толпы.
Обладая преувеличенными чувствами, толпа способна подчиняться влиянию
только таких же преувеличенных чувств. Оратор, желающий увлечь ее, должен
злоупотреблять сильными выражениями. Преувеличивать, утверждать, повторять и
никогда не пробовать доказывать что-нибудь рассуждениями -- вот способы
аргументации, хорошо известные всем ораторам публичных собраний. Толпа
желает видеть и в своих героях такое же преувеличение чувств; их кажущиеся
качества и добродетели всегда должны быть увеличены в размерах. Справедливо
замечено, что в театре толпа требует от героя пьесы таких качеств, мужества,
нравственности и добродетели, 'какие никогда не практикуются в жизни.
Совершенно верно указывалось при этом, что в театре существуют специальные
оптические условия, но, тем не менее, правила театральной оптики чаще всего
не имеют ничего общего со здравым смыслом и логикой. Искусство говорить
толпе, без сомнения, принадлежит к искусствам низшего разряда, но, тем не
менее, требует специальных способностей. Часто совсем невозможно объяснить
себе при чтении успех некоторых театральных пьес.
Директора театров, когда им приносят такую пьесу, зачастую сами бывают
неуверены в ее успехе, так как для того, чтобы судить о ней, они должны были
бы превратиться в толпу. И здесь, если бы нам можно было войти в
подробности, мы указали бы выдающееся влияние расы. Театральная пьеса,
вызывающая восторги толпы в одной стране, часто не имеет никакого успеха в
другой, или же только условный успех, потому что она не действует на те
пружины, которые двигают ее новой публикой.
Этим объясняется то, что иногда пьесы, отвергнутые всеми директорами
театров и случайно сыгранные на какой-нибудь сцене, имеют поразительный
успех. Так, например, пьеса Коппе "Рour 1а соuronneе", отвергавшаяся в
течение десяти лет всеми театрами, имела недавно огромный успех; такой же
успех выпал на долю "Маrrainе dе Сharlеу", отвергнутой во всех театрах и в
конце концов поставленной за счет одного биржевого маклера, после чего она
выдержала 200 представлений во Франции и более тысячи -- в Англии. Если бы
не эта невозможность мысленно превратиться в толпу, то такие грубые ошибки
со стороны директоров театров, лиц компетентных в этом отношении и наиболее
заинтересованных в этом деле, просто были бы необъяснимы. Я не могу
|