 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
в надежде на помощь извне, а иногда и с прямым желанием вовлечь в конфликт другие
стороны.
При конфликте возникают также феномены групповой идентификации и
групповой сплоченности. Это значит, что каждая из конфликтующих сторон становится
единой и монолитной в своих эмоциональных реакциях, устремлениях и суждениях, а ее
члены воспринимают себя через оценки и нормы, существующие в группе. Внутри
группы устанавливаются тесные психологические контакты. Часто исчезают или
нивелируются внутригрупповые различия: представители различных социальных слоев,
командиры и подчиненные выступают как бы «на равных». Создается ощущение
«равенства» и «братства». На индивидуальном уровне у участников с каждой стороны
возникает чувство удовлетворения от нахождения среди друзей; возрастает самооценка,
они чувствуют свою значимость; формируется чувство безопасности, поскольку группа
воспринимается как защитник. При этом желание хорошо думать о своей группе (стране,
этнической группе и т.п.) ведет к игнорированию положите.у.ной информации о других,
прежде всего, разумеется, о противоположной стороне. Все это способствует усилению
образа «врага», резкому противопоставлению «мы» — «они», а на поведенческом уровне
— мобилизует и нацеливает членов группы на победу в конфликте.
Как следствие групповой идентификации и групповой сплоченности, возникает
ощущение заманчивости риска в конфликте, появляется легкость в принятии решений и
одновременно происходит психологическое снятие с себя ответственности за усиление
конфликта. Ответственность как бы разделяется с группой. В результате этих изменений
появляется стремление сторон идти «до победного конца».
Групповая идентификация и сплоченность становятся в психологическом плане
самоценностью для членов группы. Но и группа стремится поддерживать и усиливать их,
ревностно оберегая себя от действительного или мнимого предательства со стороны своих
членов.
Феномены восприятия, а также стремление каждой стороны к формированию
групповой идентификации и групповой сплоченности в условиях конфликта крайне за-
трудняют его урегулирование политическими средствами. Стороны избегают любых форм
обсуждения проблем, резко сокращают контакты с противоположной стороной, включая
научные, культурные, семейные. По мере роста враждебности сокращение контактов еще
более способствует поддержанию и даже усилению негативных стереотипов в отношении
друг друга у участников конфликта.
Если все же участники соглашаются на обсуждение, то часто оно осложняется тем,
что из-за значительной эмоциональной окрашенности стереотипов восприятия стороны
оказываются склонными скорее к обвинениям друг друга, чем к аргументированным
обсуждениям.
По данным исследований, проведенных американским политическим психологом
Ф. Тетлоком, чем выше степень конфронтации, тем более простыми становятся
аргументы, которые используются каждой стороной. Выяснение отношений в таких
случаях напоминает своеобразный «диалог глухих», в котором каждый участник слышит
только себя. Понятно, что в подобных условиях эгоцентризма найти взаимоприемлемое
решение довольно трудно. Более того, при «диалоге глухих» эффект часто оказывается
противоположным тому, на который, в принципе, рассчитан диалог, т.е.
взаимопониманию. Участники конфликта все жестче настаивают на собственной позиции.
В результате «страсти накаляются», в орбиту конфликта вовлекаются новые действующие
лица, стороны активно апеллируют к общественному мнению и вместо разрешения
конфликт все более разгорается.
Не следует думать, будто феномены восприятия, а также групповая идентификация
и сплоченность имеют только негативную функцию. В условиях конфликта и кризиса,
когда необходимо действовать быстро, стереотипы способствуют «быстрой настройке»
именно за счет схематизма и упрощения. Поэтому при достаточной степени адекватности
