 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Отсюда контрастирующая с эстетическим наслаждением жутковатая странность обманки,
отсюда Unheimlichkeit диковинного рассвета, в чьих лучах является она этой сверхновой
реальности Запада, что триумфально прорастает из Ренессанса: обманка есть ее иронический
симулякр. Сюрреализм был тем же самым по отношению к функционалистской революции
начала двадцатого века — ведь сюрреализм тоже не что иное, как иронический сдвиг по фазе
принципа функциональности. Как и обманка, сюрреализм, строго говоря, не принадлежит к
истории искусства: им присуща метафизическая значимость. Они атакуют нас, обрушиваясь
на сам эффект реальности или функциональности, а значит, и эффект сознания. Они целят в
изнанку и реверс, они разрушают очевидность мира. Вот почему их наслаждение, их
обольщение столь радикальны, даже если ничтожно малы, — ведь соблазн их рождается от
радикального налета видимостей, от жизни, предваряющей способ производства реального
мира.
В этом плане обманку уже не втиснуть в понятие живописи. Подобно своему сверстнику
stucco, она может делать, имитировать, пародировать решительно все. Она делается
прототипом злокозненного использования видимостей. Игра принимает фантастический
размах в XVI веке и заканчивается стиранием границ между живописью, ваянием и
зодчеством. В настенных и потолоч-
123
