 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
в недрах этого правила извращенец (извращенная пара) спокойно может допустить все
возможные социальные или сентиментальные выверты и вывихи, потому что все это
затрагивает только закон (ср. изображение класса буржуазии у Гобло: позволено все — с
единственным условием, чтобы в целости осталось правило класса, система произвольных
знаков, определяющая его как касту). Возможны любые трансгрессии — но только не на-
рушение Правила.
Так соблазн и перверсия взаимно притягиваются в своем общем вызове естественному
порядку. Но во многих случаях они резко отталкиваются друг от друга — мы видели это на
примере "Коллекционера", где ревниво-извращенная страсть одерживает верх над соблазном.
Другой пример — история "Танцовщицы", переданная Лео Шеером. Эсэсовец в концлагере
заставляет еврейскую девушку станцевать ему перед смертью. Она подчиняется, ее палач
захвачен, в танце она приближается к нему, выхватывает оружие и убивает. Два мира
приходят в столкновение — мир эсэсовца, модель извращенной, молниеносно бьющей силы,
гипнотической силы того, кто самовластно распоряжается вашей жизнью и смертью, и мир
девушки, модель обольщения танцем. Из них двоих торжествует последний: соблазн
вторгается в строй завороженности и заражает его обратимостью (хотя в большинстве
случаев у него нет ни единого шанса туда проникнуть). Здесь мы ясно видим, что это две
взаимоисключающие и смертельные друг для друга логики.
222
