тафизики объективных причин), а в цикле неопределенности, в цикле управляемой и
одновременно произвольной игры, чьим символическим воплощением и служит Лотерея
Борхеса, именно это предвосхищение сообщает "реальным" событиям и судьбам то
невероятное, галлюцинаторное сходство с самими собой, которое мы принимаем за их
истину. От нас ускользает эта логика:
наше сознание реальности основывается на неосознанности симуляции.
Вспомним Лотерею в Вавилоне. Существует она или нет в любом случае покров
неопределенности, брошенный ею на наши жизни, неизбывен. Произвольные веления ее
регламентируют мельчайшие детали нашего существования, но речь не идет о каком-то
скрытом до поры базисе, поскольку таковой призван однажды явиться на свет истиной,
речь здесь о судьбе, иначе говоря об игре, с самого начала уже осуществленной и вплоть до
самого конца непроницаемой.
Оригинальность Борхеса в распространении этой игры на весь социальный строй. Если
нам игра видится всего лишь надстройкой, не слишком весомой в сравнении с надежным
базисом, добротной инфраструктурой социальных отношений, то он переворачивает все
здание с ног на голову и неопределенность делает определяющей инстанцией. Отныне
социальная структура и участь индивидов определяются уже не экономическими
соображениями (труд, история), не "научным" детерминизмом товарообмена, но тотальным
индетерминиз-
264
|