 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Г. Эриксон, Эрнест Росси: «Человек из февраля»
54
прочесть ее опусы и с большим тактом относитесь к ее мельчайшим пожеланиям. И
опять – никакого насилия над подсознанием: Вы, как всегда, добиваетесь того, чтобы
пациент открылся Вам настолько, насколько это кажется ему естественным. Вместо
того, чтобы втянуть клиентку в фривольную беседу, Вы даете ей возможность просто
написать запретное слово «секс». Так как клиентка еще не совсем созрела для
разговора о плавании, пока Вы обходите эту тему стороной.
Эриксон: Мне необходимо выяснить, насколько сильна уверенность клиентки в
том, что она хочет, чтобы я прочитал ее записи: «Стало быть, я могу это прочитать.
И все-таки, тебе хотелось бы, чтобы я это прочитал?» Так что клиентка сама все
решает.
Росси: А почему, когда Вы заставляете ее сделать выбор, Вы делаете это столь
хитроумным образом? Вы начинаете со слов: «Давай тем не менее немного
повременим», а кончаете фразой "реально рассчитываешь на то, что я про
читаю". Вы формируете утвердительную установку?
Эриксон: Даже больше того – самую лучшую установку: "Ну так решай –
как
тебе лучше
-…" Ведь просто разрешить мне прочесть отрывок и изо всех сил
надеяться на то, что я его прочту – вещи совершенно разные.
Росси: То есть клиентка, сначала весьма неохотно позволяющая Вам
ознакомиться с записями, теперь в нетерпении ждет, когда же Вы это сделаете.
Поэтому в конце концов она и говорит: «Будет лучше, если Вы прочитаете».
Эриксон: Я заставляю ее думать в позитивном контексте!
Росси: Потому что человек, который совершает какое-то действие с явной
неохотой, в каком-то смысле действия не производит!
Эриксон: Совершенно с Вами согласен. Клиентка разрешила своим неосознанным
юношеским ощущениям проявить себя в процессе «трансового» письма.
Росси: Похоже, что это так.
Эриксон: Когда я колеблюсь – читать или не читать, клиентка перестает думать о
когнитивной стороне вопроса и попадает под власть своих эмоциональных
переживаний – именно поэтому манера письма изменяется, и слово «секс»,
написанное под основным отрывком, выглядит уже совсем по-другому/
Росси: Когда Вы говорите о сексе с таким уважением, само слово «секс»
приобретает большую эмоциональную нагрузку.
Эриксон: Ведь общепринято, что секс – это нехорошее слово.
Росси: Да, конечно. И именно с этим связаны все затруднения нашей клиентки.
Эриксон: Я думаю, что корень зла лежит в неправильном подходе к обучению.
Вот если поставить в один ряд обучение ходьбе и обучение сексу – то получится
хорошая терапевтическая аналогия.
Росси: Вы хотите сказать, что сексу, так же, как и ходьбе, надо обучаться
постепенно, шаг за шагом?
Эриксон: Гм. Клиентка ведь знает, как надо учиться ходить – вот и сексу надо
учиться, пытаясь совершить минимальное число ошибок. Я пытаюсь заложить
правильную основу ее отношения к жизни! (Эриксон развлекает нас
рассказом о
маленьком Джонни, который попросил свою подружку снять штанишки в укромном
месте. После того, как она это сделала, он с гордостью воскликнул: «Теперь ты
видишь, чем католики отличаются от протестантов!»)
Росси: Все-таки до чего забавно наблюдать, как Вы работаете на нескольких
уровнях одновременно!
Эриксон: Работаешь обычно с тем, что имеется под рукой. Именно так и
развиваются. (Теперь Эриксон рассказывает «душераздирающую» историю об одной
из своих дочерей. Она вообразила, что у нее есть близкий друг и довольно долго с ним
«дружила». В один прекрасный момент она вдруг поняла, что стала для него
слишком старой
–
и с сожалением распрощалась с ним. Вот так.)… Когда же я
становлюсь Октябрьским человеком – ситуация совершенно меняется. Октябрь –
более старший месяц в году, и поэтому я тоже становлюсь старше. Теперь клиентка
доверяет мне даже больше, чем в предыдущих встречах.
Росси: Мне кажется, что в основе Вашего уважительного отношения к
«трансовому» письму лежат не только этические мотивы. Это улучшает
терапевтический результат, так как косвенным образом внушает клиентке мысль о
большем эмоциональном погружении в среду ее проблем.
