 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Г. Эриксон, Эрнест Росси: «Человек из февраля»
96
голова, но я решила, что это после вина, которое Вы мне предложили. А когда Вы спросили
меня, не чувствую ли я какой-нибудь боли в области предплечья (разд. 1.6), я ответила Вам
«нет», а сама подумала: «Это ложь.» Видимо, в этом виновато подсознание. Мисс Дей потом
сказала мне, что я предупредила ее о невозможности выйти на дежурство и она предположила,
что во всем виновато Ваше вино. Я ответила: «Подождем, пока я снова с ним увижусь.» А затем
я забыла об этом.
Эриксон: Что ж, теперь я хочу от Вас следующего. Вы находились в состоянии транса, но
вместе с тем и бодрствовали. Все то время, когда Вы не спали, Вы говорили нам о своем
беспокойстве, связанном с плаванием – но Вы сказали значительно больше, находясь в трансе.
А теперь я хочу, чтобы Вы запомнили каждое свое ощущение, каждую свою мысль так же ясно,
как все те действия, которые Вы только что нам описали. А еще я хочу, чтобы Вы – теперь
полностью проснувшись – посмотрели бы на все свежим взором я обсудили бы это со мной
честно и открыто, без всяких задних мыслей.
Клиентка: С чего мне начать?
Эриксон: С чего Вам начать?
Клиентка: Он даже приблизительно не определит. Ну ладно, начнем. Прежде всего я
обнаружила, что безумно ревную к Элен. Ужасно глупо, но, наверное, естественно.
Эриксон: Более чем глупо.
Клиентка: Конечно, если Вы так делаете.
Эриксон: Если Вы так делаете.
Клиентка: Если я. До рождения Элен я была в семье самой младшей. И конечно –
избалованной. Так и должно было быть: ведь самых маленьких всегда балуют. Вы скажете, что,
возможно, Ларри тоже ненавидел меня. Надо бы спросить его об этом. А я ужасно злилась на
Элен, она была такой крошечной. Считается, что на малышей нельзя злиться. А я злилась –
просто готова была задушить ее от злости. Не поймите меня буквально: хоть я и хотела убить ее
– не думаю, чтобы я это сделала даже в минуты сильного искушения. Я никогда не забуду тот
случай, когда Элен упала с высокого стула. Я чувствовала полное отвращение к людям и к
жизни. Наверное, именно поэтому у меня частенько возникает подобное отношение к
окружающим. Как люди глупы! Они отказываются понимать очевидные вещи и видят вовсе
неочевидное, все всегда путают. Я не помню, чтобы отец до этого случая рассердился на
кого-нибудь из нас. Мы могли дергать его за волосы – а он только ухмылялся. Но когда я
уронила Элен со стула, он был в бешенстве. И я могу это понять: конечно, недопустимо ронять
детей на пол. Но он не должен был давать выход своему гневу. Я была так возмущена тем, что
он не пожелал понять, как искренне я хочу помочь Элен увидеть маму – мне казалось, что тогда
она перестанет кричать. А потом, когда отец наказал меня, я подумала: «Никто меня не любит.
Я отверженная.» Я ненавидела всех, включая Элен. Не думаю, чтобы я испытывала
какие-нибудь чувства по отношению к Лизе или к Ларри – ни они меня, ни я их особенно не
волновала. Но когда Элен стукнулась головой об пол… Я помню, как все приходившие к нам
говорили: «Такой чудный ребенок. Прямо картинка. Именно так и должен выглядеть
настоящий ребенок.» Одна пожилая дама однажды воcкликнула: «Берегите ее, такие
хорошенькие детки долго не живут!» А я подумала: «Если я не остановлюсь, она может
погибнуть.» Наверное, поэтому окружающие считали, что я пыталась убить Элен. Может быть,
и так. Да, все-таки именно так. Но я была слишком мала для того, чтобы стать убийцей. А
вскоре произошел этот случай с падением в ванну – и этот пронзительный взгляд мамы! Даже
после того, как выяснилось, что с Элен все в порядке, я все еще пребывала в уверенности, что
она умрет. Она кашляла весь день и всю ночь. Я думаю, она не дала маме заснуть ни на минуту.
Но я на самом деле была «отверженной» после всего случившегося – конечно, на очень
ограниченное время. И с тех пор меня тянуло сделать именно то, что мне запрещали. Потом
произошел эпизод с м-ром Смитом – он был, безусловно, большим оригиналом. Теперь, когда я
вспоминаю все – я считаю, что он был добрым малым, но тогда я так не думала. У него были
близняшки, совсем маленькие. Мы и сами-то были не Бог весть какими взрослыми, но они были
даже младше нас. Им было по шесть лет – да-да, шесть – и мы часто играли вместе. Помню,
мама сказала нам, что м-р Смит немец. Еще до рождения ребятишек он хотел, чтобы его жена
вернулась в Германию и рожала бы там – тогда бы они были немцами, а не американцами.
