 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Другие народы - например, индусы, финны и германцы - тоже хранят
аналогичные эпические сказания. Дело историков литературы решить,
существовали ли в этих случаях те же условия, что у греков. Я полагаю, что
такие исследования дадут положительный ответ. Условия, в которых, на наш
взгляд, возникают подобные народные эпосы, таковы: существует какой-то
период ранней истории, который оценивается непосредственными его преемниками
как величественный, судьбоносный, грандиозный и почти всегда героический.
Однако события эти происходили так давно и принадлежали столь удаленному
времени, что более поздние поколения узнают о них лишь в виде смутной и
сбивчивой традиции. Зачастую удивляются, почему эпос, как литературная
форма, исчезает в более поздние времена. Объяснение может состоять в том,
что исчезают условия, необходимые для возникновения эпоса. Старый материал
использован, а более близкие события запечатлеваются уже не традицией, а
историей. Самые героические свершения наших дней уже неспособны вдохновить
на эпос; Александр Македонский имел все основания жаловаться, что у него нет
своего Гомера.
Отдаленные времена необычайно сильно, порой с загадочной силой,
привлекают воображение. Стоит людям разочароваться в настоящем, - а это
случается весьма часто, - и они поворачиваются к прошлому в надежде хотя бы
там найти веру в незабываемый Золотой Век. Видимо, человек все еще находится
под магической властью детства, которое в памяти представляется ему как
время незамутненного блаженства. Смутные и сбивчивые воспоминания о прошлом,
которые мы называем традицией, составляют источник вдохновения для
художника, который свободен заполнять лакуны в воспоминаниях по воле своего
воображения и трансформировать облик воссоздаваемого времени под диктовку
своей цели. Можно даже сказать, что чем туманнее становится традиция, тем
больше она ему годится. Поэтому нас не должно удивлять значение, которое
традиция имеет для творчества, и аналогия, которую мы установили для условий
возникновения эпической поэзии, должна склонить нас к принятию странной, на
первый взгляд, гипотезы, что в случае евреев именно сохранение моисеевой
традиции трансформировало поклонение Ягве в сторону возврата к древней
религии Моисея. Однако во всех прочих аспектах эти два случая весьма
различны. В первом результатом является поэзия, во втором - религия, И мы к
тому же предположили, что под влиянием традиции эта религия может
возродиться с такой точностью, которой мы не находим никаких параллелей в
эпосе. Стало быть, в нашей проблеме остается еще немало такого, что
побуждает к поиску более подходящих аналогий.
3. Аналогия
Единственная вполне удовлетворительная аналогия примечательному
процессу, который мы разглядели в истории еврейской религии, может быть
найдена в совершенно удаленной от нашей проблемы области знаний. Зато это
очень полная аналогия, приближающаяся к тождественности. В ней мы вновь
видим феномен скрытого периода, проявление непонятных симптомов, требующих
объяснения, и четкую зависимость этих симптомов от более ранних, хотя и
забытых, переживаний. Мы находим здесь характерную навязчивость, которая
оказывается сильнее логики и резко влияет на психическую жизнь -
особенность, которая не встречается в генезисе эпоса.
Эту аналогию мы находим в психопатологии, в генезисе человеческих
неврозов, иными словами - в науке, которая занимается индивидуальной
психологией (тогда как религиозные явления, несомненно, принадлежат к
психологии масс). Поначалу эта аналогия не покажется нам поразительной, но
это не вполне так; она является скорее аксиомой.
Развивая этиологию неврозов, я приписал большое значение переживаниям,
которые мы испытываем в раннем детстве, а потом забываем. Они называются
травмами. Сразу напрашивается возражение, что в биографии невротика не
всегда можно обнаружить травму. Зачастую нам приходится ограничиваться
констатацией, что мы имеем дело просто с преувеличенной реакцией на самые
обычные, текущие переживания; большинство людей преодолевают эти трудности
