 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
искупителя.
В силу моих предыдущих замечаний следует заключить, что именно Моисей
наградил еврейский народ той особенностью, которая сыграла такую роль во
всей его истории. Именно этот человек укрепил их самоуверенность, внушив им,
что они избранный Богом народ; именно он объявил их святыми и наложил на них
обязанность сторониться всех других. Не то, чтобы другим народам недоставало
самоуверенности. Тогда, как и сейчас, каждый народ считал себя выше всех
остальных. Однако благодаря Моисею самоуверенность евреев была укоренена в
религии; она стала частью их религиозной веры. Благодаря особо близким
отношениям со своим Богом они приобрели частицу его величия. А поскольку мы
знаем, что за Богом, который избрал евреев и вывел их из Египта, стоял
человек Моисей, то я отважусь сказать: именно он, этот человек Моисей, и
сотворил евреев. Ему этот народ обязан своей жизненной цепкостью; но ему же
он обязан той враждебностью, с которой он столкнулся и все еще сталкивается
до сих пор.
3. Великий человек
Откуда же в одном-единственном человеке такая исключительная сила, что
он способен создать из чуждых друг другу людей и семей единый народ,
запечатлеть в нем специфический характер и определить его судьбу на грядущие
тысячелетия? Не является ли такое предположение возвратом к тому образу
мышления, который некогда породил мифы о сотворении мира и поклонение
героям, возвратом к тем временам, когда исторические хроники ограничивались
пересказом деяний и биографий немногих людей - повелителей и завоевателей?
Ведь наши времена склонны, скорее, объяснять события человеческой истории
более скрытыми, общими и безликими факторами - навязанными влиянием
экономических обстоятельств, изменениями в пищевом рационе, прогрессом
материалов и орудий, миграциями, вызванными ростом населения или переменой
климата. В этих процессах отдельной личности нет иной роли, кроме как быть
выразителем или представителем массовых тенденции, стремящихся к воплощению
и находящих его - как бы по случаю - именно в этих личностях.
Это тоже вполне легитимный подход, хотя он и спотыкается о существенную
разницу между структурой мира, которую мы пытаемся постичь, и нашим
собственным образом мысли. Наша настоятельная потребность в причинах и
следствиях вполне удовлетворяется, когда каждому процессу отвечает
одна-единственная причина. В действительности, однако, внешний мир вряд ли
устроен таким образом: каждое событие представляется обычно
сверхобусловленным, то есть оказывается следствием нескольких налагающихся
причин. Страшась бесчисленных усложнений, исследователи, как правило,
выбирают какую-нибудь одну причинно-следственную цепь, отбрасывая другие, и
рассуждают о противоречиях, которые не существуют в природе, а являются
всего лишь следствием этого расчленения сложной структуры.
Поэтому если исследование какого-то конкретного случая демонстрирует
исключительную роль в нем одной человеческой личности, не следует упрекать
себя, будто, принимая этот вывод, мы наносим удар доктрине безличных
массовых факторов. В действительности, несомненно, есть место и для того, и
для другого. Впрочем, в генезисе монотеизма, по правде говоря, невозможно
указать другие массовые факторы, кроме названных мною, а именно -
установления тесных связей между разными народами и существования великой
империи.
Сохраним поэтому место для "великого человека" в этой цепи, точнее,
сети важнейших причин. Согласимся также, что великий человек влияет на своих
современников двояко: самой своей личностью - и той идеей, которую он
выражает. Такая идея может выражать давние желания масс, или указывать их
желаниям новые цели, или опять-таки увлекать их иными способами. Иногда - но
это, конечно, самый примитивный случай - влияние может оказывать прежде
всего сама личность, тогда как идея играет подчиненную роль. Зато у нас нет
никаких сомнений, почему вообще появляются великие люди. Мы знаем, что
огромное большинство человечества испытывает сильнейшую потребность в
